2.3. Личность в виртуализируемом обществе

Увеличение количества знаков-символов в современном обществе приводит к тому, что изменяется содержательная сторона коммуникации. Она все более начинает относиться к форме сообщения и все менее – к его личностному смыслу. «Содержательная сторона» обращена к человеческому фрагменту, представленному в моде, интерьере, макияже; она обращена к телу, чувственности, успеху. «Личностные смыслы» становятся всеобщими, все более универсальными и поверхностными. Возникает ситуация «смысловой пустоты». Человек все более оказывается потребителем информации, причем потребителем, не интересующимся тем, кто подготовил информацию и с какой целью.

Ситуация «потери смысла» такова, что реакция на информацию все больше заменяет действие вследствие информации. Постоянное стимулирование реакций, не связанных с действиями, опустошает человека, стимулируя лишь бесконечный «шопинг» и искусственное «взбадривание». Тенденции производства информации и реализации коммуникации в современном обществе таковы, что человек выводится за рамки интерсубъективных отношений в объектный мир – мир товаров, услуг, маркетинговых коммуникаций, пиар-акций. Мы живем, по мнению Э. Тоффлера, в новой культуре, т. е. клип-культуре. Клип-культу-ра – это культура, обладающая разорванными, лишенными смысла образами, «кадрами», «клипами». Однако компьютерные коммуникации становятся новым средством борьбы против клип-культуры. Компьютер помогает организовывать и синтезировать «крупицы информации» в конкретные модели реальности. Появление компьютеров приводит к трансформации сознания индивидов. Под влиянием «поумневшей» социальной среды умнее станут и сами люди, «расширится» их головной мозг [270].

Знаки-символы становятся неведомыми означающими, за которыми скрыто утерянное означаемое. Аксиологические смыслы информации исчезают. Индивид воспринимает все как знаковую поверхность, не пытаясь даже проникнуть в глубину вещей, в значение знаков, что приводит к негативному опыту, результатом которого является пониженная смысловая чувствительность. Сегодня образ (означающее) лишен связи с означаемым, которое предстает всегда отсроченным, отложенным на «потом» и никогда ни в чем не являет себя. Индивиды воспринимают только мелькание означающих. Происходит, по мнению Ж. Бодрийяра, процесс обезличивания кодов, их подмены, исчезновения, что характерно для чистой симуляции. Если символ олицетворял всегда слово и сформированный на его основе конвенциональный код, то симулякр олицетворяет подмену слова и конвенциональных значений. Движение семиозиса – развития знаковых систем – при этом столь искажается, что мир символики как носителя значений, становится неузнаваемым для человека [26]. Символические миры «виртуальных реальностей», компьютерный сленг стремительно отрывают образы и знаки языка от «реальной реальности», формируя совершенно особое пространство новых конвенциональных значений, доступных лишь обитателям «информационной деревни» и «конструкторам» современного «мифологического мира». Ж. Бодрийяр определяет симуляцию как «порождение, при помощи моделей, реального без истока и реальности: гиперреального» [31, с. 10]. Симуляция настолько широкомасштабна, что она заставляет совпасть все реальное с моделями симуляции. При этом исчезает все существенное – различие между симуляцией и реальным. Реальное «не обязано более быть рациональным, поскольку оно больше не соизмеряется некоей, идеальной или негативной, инстанцией. Оно только операционально. Фактически, это уже больше и не реальное, поскольку его больше не обволакивает никакое воображаемое. Это гиперреальное, синтетический продукт, излучаемый комбинаторными моделями в безвоздушное гиперпространство» [31, с. 11]. Симуляции исходят, по мнению Ж. Бодрийяра, из радикального отрицания знака как ценности. Симулякры создают гиперреальность, или призрак реальности. Эра симуляции, по Бодрийяру, начинается с устранения всякой соотнесенности, с ликвидации всех референтов и их искусственного воскрешения в системах знаков. Здесь нет речи о пародии, удвоении, имитации, но лишь о «замене реального знаками реального, то есть об устрашающей манипуляции над всем реальным процессом его операциональным двойником» [26]. Устранение реального порождает главным образом создание его операционального знакового двойника. Все сущее продолжает функционировать, тогда как смысл существования давно исчез. Возникает, по мнению Дебора, общество спектакля. Театрализация жизни проявляется в возросшем потреблении символов, восприятии символов, интерактивном обмене символами. По мере развития интерактивного информационного пространства и создания все более изощренных технологий манипуляции общественным сознанием спектакль сливается с жизнью, в которой различение мнимого и подлинного, инсценированного и реального, публичного и интимного становится все более сложной задачей. Общественное растворяется в тотальной спектализации социального на своем пути к «незримому обществу». «Представления» действительно становятся все более реальными, приближенными к жизни и включенными в нее [78, с. 31].

Человек в обществе спектакля, с точки зрения И. Гофмана, всегда есть потенциальный драматург, желающий манипулировать другими и расставлять персонажи по своему усмотрению. И эта потребность «быть кукловодом» куда сильнее способности контроля над собственным поведением [66, c. 211]. Человек лишается своих человеческих качеств, между людьми отсутствует человеческая связь, присутствует лишь символический обмен, включающий индивидов в замкнутый круг какой-то «новой социальности». Социальные отношения в ней развиваются не за счет производства, обмена, потребления, а за счет коммуникации, театрализованной, расширенной все возрастающим множеством моделей поведения.

Цепи «означающих», «симулякры», «гиперреальность», «виртуальная реальность» отражают травмированность сознания, которое загружено информационным вихрем и сорвалось с семиотической оси «означающее–означаемое». Травма прерывает процесс отсылки к реальности, делает невозможным прямое ее восприятие, но, с другой стороны, вводит в действие отрицательную референцию как свидетельство того катастрофического, чрезмерного опыта, который разрушает саму предпосылку опыта. Знак, по мнению М. Эпштейна, это и есть шрам или рубец на нашем сознании: отсылка к предмету, который не может быть явлен здесь и сейчас [312, c. 216]. Травма препятствует глубинному постижению объектов – и потому сознание легко скользит по их поверхности, отдаваясь радости безотчетного восприятия. Видение заменило смотрение, слушание сменилось слышанием. Информация преобразуется в коммуницируемость, эдакое «вещание», плодящее реальный и символический мир пустоты. Бесконечное продуцирование информации, игра с информацией, ее подтасовка, искажение, использование, превращение в «орудие» против кого-либо, оборачиваются искажениями коммуникации, уходом ее от своей подлинности в лоно технологической и социальной спекуляций. Современные носители коммуникации обладают способностью ее многократно тиражировать, не задаваясь вопросом об ее предназначении. Коммуницируемость социального уничтожает проблему «интерсубъективного отношения», редуцируя субъекта до уровня объекта – носителя информации, или «вещи», используемой в информации [312, c. 217–227].

В соответствии с концепцией постмодернизма гиперреальность, представленная образами, символами, и есть среда современного человека. Гиперреальность имплозирует, искажает смысл, превращает подлинное бытие в представление, человеческую жизнь в процесс спектализации. В обществе развитых технологий, особенно электронных масс-медиа, появляется возможность для множественных восприятий, подрывающих у человека веру в объективную реальность. В мире средств массовой информации разрушилась разница между реальностью и фантазией, а на ее место пришли гиперреальность и взаимозависимость знаков. Мы можем видеть перед собой, по мнению Ж. Бодрийяра, модель целой будущей формы контролируемой социализации: скопление в одном гомогенном пространстве–времени всех разрозненных функций социального тела и жизни, пространство–время целой операциональной симуляции социальной жизни [31, c. 156].

В современном обществе происходит процесс фрагментации человека, его дробления, которое порой он не может явить даже в многообразии ипостасей своих виртуальных идентичностей, не то чтобы реальных. Человек-вещь, человек-фрагмент, человек-желание – вот ипостаси человека, которые все активнее востребуются коммуникацией, информационно-политическими технологиями, предлагающими носитель вместо сообщения. Человек более не озабочен поисками своей целостности и интегрированного ego. «Идеалом» становится «дивидуум», т. е. человек делимый, многоликий. «Носитель» включает индивидов в интерактивные контакты, общие реакции, но способен снимать интерсубъективное отношение, означенное содержанием информации. Интерактивность порождает новый «потребительский» класс – консьюмтариат и новую правящую элиту, способную жить в сети и активно использовать ее возможности [167, c. 147].

Сетевые технологии нацелены на формирование «индивидуализированной массы», фрагментированной по целевому назначению в глобальной системе интегрированных коммуникаций. Современные информационные технологии, как считает Э. Тоффлер, делят индивидов на группы, и каждый новый сегмент не только увеличивает разнообразие нашей культуры, но и глубоко проникает в мощную структуру телесетей, которые до сих пор полностью подавляли наш образный ряд. Происходят процессы демассификации. Сегодня уже не массы людей получают одну и ту же информацию, а небольшие группы населения обмениваются созданными ими самими образами. Индивид из пассивно воспринимающего информацию превращается в активного интерактивного субъекта. Демассификация СМИ изменяет и социальную память. Электронные коммуникации далеко раздвигают границы возможного. Социальная память приумножается, расширяется и активизируется [270].

Электронная коммуникация, по мнению М. Кастельса, порождает новую культуру – культуру реальной виртуальности. Сегодня усиливается возрастание роли телевидения, компьютерных технологий и мультимедиа [113]. Признаком виртуального общества стала интерактивность, в настоящее время телевидение также обладает данным признаком. Индивид получил возможность сам формировать свой образный ряд. Компьютерная коммуникация охватывает всю сферу социальной активности:1) используется для выполнения профессиональных задач; 2) применяется для переписки с использованием e-mail; 3) ей отводится значительное место для активного участия в политической жизни. Мультимедиа – это слияние глобализированных и ориентированных на индивидуальные заказы СМИ и компьютерных коммуникаций. Мир мультимедиа населен двумя различными популяциями: взаимодействующей (активной), соответствующей реалиям виртуального общества, и включенной во взаимодействие (пассивной), не соответствующей реалиям виртуального общества. Первые способны выбирать свои мультимедийные цепи коммуникации, а вторых будут снабжать ограниченным количеством заранее «упакованных» вариантов выбора.

Таким образом, информатизация в виртуальном обществе должна трактоваться, по мнению И.В. Соколовой, не только как процесс совершенствования и развития информационных технологий, но и как процесс качественного изменения когнитивных социальных структур. Информатизация должна быть слита с процессами социализации, интеллектуализации, существенно повышающими творческий потенциал личности. Информационные технологии воздействуют на социальные процессы, в том числе – на развитие и положение человека в обществе, на изменение социальных структур общества [253]. Э. Тоффлер пишет о появлении нового типа работника в современных матричных организациях. Это – ассоциированный работник. Он обладает большой мобильностью, способностями к творчеству, к решению задач нерутинного характера, профессионализмом. Ассоциированный работник активно участвует в принятии решений. От его деятельности зависит работа организации [270]. Совокупность знаний, практических навыков и творческих способностей ассоциированного работника, называемая человеческим капиталом, входит в интеллектуальный капитал. Интеллектуальный капитал – это скрытые условия развития компании, это ее неосязаемые активы. Новыми формами организационных структур, основанных на интеллектуальном капитале, являются виртуальные корпорации. Виртуальная корпорация – это организация, использующая высокие технологии и имеющая квалифицированный персонал, способный перестроиться и при необходимости модифицировать формы ее деятельности в масштабе реального времени [309, c. 201].

А. Турен отмечает уменьшение степени интеграции современного общества. Она соответствует менее простой, менее механической, менее стабильной модели организации [274]. Происходит атомизация культуры. В связи с этим М. Эпштейн говорит об инволюции. Инволюция – это свертывание и одновременное усложнение культуры, это уплотненные формы культуры, возникновение метаязыков культуры. Однако метаязыки культуры постоянно множатся, что приводит к дальнейшей специализации культуры и локализации субкультур. В результате возникла проблема многокультурья: множество субкультур притязают на то, чтобы стать полноценными культурами и заменить собой общечеловеческую культуру. Единая культурная связь между поколениями утрачивается, и обществу грозит опасность распасться на группы и атомы, связанные уже не духовным пониманием, а внешней нуждой и необходимостью [312, c. 227]. Следствием этого, по мнению И.А. Мальковской, станет человеческая фрагментарность, разорванность внутренних идентичностей, бесконечность продуцируемых желаний и «одноразовых» взаимопотреблений [167]. Человек, по мнению М. Эпштейна, все менее ассоциирует себя со всем человечеством и все более воспринимает себя как представителя местной культуры или узкой специальности. Однако специализация питает чувства изоляции, тщетности и смятения в индивидах, которые в результате перекладывают на других ответственность за свои мысли и социальные действия [312, c. 225]. З. Бауман говорит о том, что главной культурной ценностью становится ценность индивидуализма [16].

Индивидуализация ныне рассматривается как отрицание форм социальности, известных из прошлого, как нечто, выступающее в одно и то же время причиной и следствием фрагментаризации и социальной действительности, и жизни каждого конкретного человека; в новых условиях не только масштабные социальные задачи подменяются личными желаниями и стремлениями, но и сами люди все чаще и охотнее отказываются от «долгосрочной» ментальности в пользу «краткосрочной». В индивидуализированном обществе происходит утрата человеком контроля над большинством значимых социальных процессов, стремление человека отказаться от перспективных целей ради получения немедленных результатов. Как следствие, происходит все более явная фрагментированность человеческого существования. Современный человек становится дезориентированным, ограниченным и беспомощным, поскольку в современном мире события по существу беспредельны и бесконтрольны, носят квазистихийный, незапланированный, непредвиденный, спонтанный и случайный характер. Индивид все менее способен контролировать собственную судьбу, возрастает неопределенность человеческого бытия. С одной стороны, человек свободен, чего он и добивался инстинктивно, пытаясь преодолеть давление общества, но, с другой стороны, он чувствует неуверенность, боязнь потерять эту свободу: «Уровень жизни, общественное положение, признание полезности и права на собственное достоинство могут исчезнуть все вместе и без предупреждения» [16, с. 97]. Стать свободным и уверенным в себе позволяет виртуальный мир, который, по мнению И.А. Мальковской, становится альтернативой реальному миру [167]. Причем в этом альтернативном мире нет ни женского, ни мужского начала, есть третье, внеродовое – «оно». Нет ни социального, которое «факультативно», ни индивидуального, которое ушло от личности, есть состояние «одноразового потребления» то одного, то другого посредством театрализованной коммуникации. На смену классическим дихотомиям, например, образам, олицетворяющим мужское и женское начала, прорывается образ индивидуализированного массового потребителя – некое «Оно», «техно-человек», потерявший свои чувства, свое тело и свое социальное пространство.

Неопределенность рефлексируется в изменении системы ценностей, и люди, стремясь приспособиться к изменяющимся условиям, начинают сами отрицать стабильность и длительность как важные условия нормального существования. Они начинают жить в виртуальном мире, поскольку для них существует прежде всего лишь настоящее, нет прошлого и будущего: «Возникает ощущение разъединенного времени, идущего от неожиданного эпизода к непредвиденному,

и угрожающего способности человека составить из отдельных фрагментов целостное повествование» [167]. Время сжимается и сокращается, восприятие бесконечно расширяющегося его потока приводит к ощущению текущего мгновения. Но если так, то разрушается преемственность поколений, снижается значение семейных традиций и ценностей.

Человечество, по мнению М. Эпштейна, находится в состоянии информационной шизофрении, когда грань между реальным и нереальным размывается, когда происходит неадекватное восприятие подлинной реальности, когда возникают виртуальные состояния. Образ человека желающего, застрявшего где-то «между капитализмом и шизофренией», сделавшего свой выбор в пользу сексуальности, а не духовности, скитания в клипах и «интегрированных каналах» коммуникации. Человеческое воображение уводится от предназначения и подлинности коммуникации [312, с. 218].

Э. Тоффлер в своей работе пишет о том, что в современном обществе люди находятся в состоянии футурошока, поскольку сталкиваются с передовыми достижениями современных технологий, формирующих виртуальную реальность. Ускоряющиеся темпы технического и общественного прогресса заставляют индивидов почувствовать себя отрезанными, страдающими от сокрушительного стресса и потери ориентации [271, с. 144]. В данной ситуации человек не может адекватно воспринимать окружающий его мир, в его сознании стирается грань между реальным и нереальным. В результате виртуальный мир становится единственной реальностью, в которой живет индивид.

Таким образом, коммуникация, с одной стороны, приобретает более глобальный и масштабный характер, но с другой стороны, уводит человека все дальше от подлинной коммуникации с миром, ведет к искажению истинной картины мира, к замене ее квазиреальностями.

* * *

В современном обществе отмечается более интенсивное циркулирование информации. Из научной среды все отчетливее звучит мысль о приближении эры хаоса, «нового средневековья», неустойчивости и общественной дестабилизации. Несмотря на то что на человека обрушивается огромное количество информации, она мгновенно забывается. Возникает ощущение, что информация постоянно убывает, исчезает, создавая при этом помехи и шумы, засоряющие пространство жизненного мира человека.

Современные информационные технологии не просто ускоряют информационные потоки, но и трансформируют глубинную структуру информации. С каждым поколением на личность наваливается все более тяжкий груз знаний и впечатлений, которые были накоплены предыдущими веками и которые они не в состоянии усвоить. Темп производства информации возрастает в тысячи раз. Подвергаясь мощной информационной бомбардировке, человек не успевает осмысливать, анализировать и систематизировать поступающую информацию. В результате возникает проблема недопонимания информации, снижения ее критического осмысления. Следствием этого является проблема отчуждения человека от человечества, неизбывное одиночество индивида, невозможность общения, бессмысленность бытия, кризис «сущностной, родовой» основы личности. Реальность не просто отчуждается, овеществляется или обессмысливается – она исчезает, а вместе с ней исчезает и общий субстрат человеческого опыта, заменяясь множеством знаково произвольных и относительных картин мира. Индивид также получает психическую травму. Травматизм вызван диспропорцией между человеком, чьи возможности биологически ограничены, и человечеством, которое не ограничено в своей технико-информацион-ной экспансии. Травмирующий процесс идет под воздействием СМИ, нарастающий натиск которых парализовал у людей способности восприятия. Избыток разнообразия ведет к травме. Экранные образы

заполняют органы восприятия, но индивиды не в состоянии их осмыслить и целенаправленно использовать. Бурные потоки мелких информационных частиц непрестанно бомбардируют сознание индивидов, вызывая онемение и омертвление мыслительных и воспринимающих способностей. Происходит интеллектуальное вымирание человечества, поскольку человечество лишилось всеобъемлющей способности понимать.

Поскольку информация начинает гипертрофированно разрастаться, плодить невежество, быстротечные реакции масс, она ускользает из поля зрения «человека-репрезентанта», происходит имплозия ее смыслов, саморазрушение интерсубъективных кодов. И сам человек в этом случае становится «точкой исчезновения» [167] .

В современном обществе индивиду предлагаются в огромном количестве разные нередко противоречивые ценности, нормы, модели поведения. У людей отсутствуют основополагающие правила поведения, на которые они могли бы ориентироваться, люди не знают, что хорошо, а что – плохо. Они постоянно рискуют, выбирая ту или иную модель поведения. Поэтому жить в современную эпоху, по мнению Э. Гидденса, значит жить в мире случайности и риска. Понятие риска становится центральным в обществе, которое прощается с прошлым, с традиционными способами деятельности, которое открывается для неизведанного будущего. Однако сегодняшняя повседневная жизнь не стала более рискованной, чем раньше. Просто в условиях современности мыслить в понятиях риска стало более или менее постоянным занятием, отчасти даже незаметным. Современный риск стал более институционализированным. Воздействию институционализированных систем риска подвержен практически каждый, участвуя ли в судебных процессах или беря кредиты в банках. У людей отсутствует уверенность в завтрашнем дне, они живут в неких виртуальных состояниях, стремясь к более лучшей жизни, рисуя себе в воображении иллюзорные картины мира [334, p. 63].

Итак, виртуальное в поведении личности проявляется в том, что его поведение становится неадекватным, лишенным связи с действительностью. Бесконечное продуцирование информации, игра с информацией, ее подтасовка, искажение, использование, превращение в орудие против кого-либо, оборачиваются искажениями коммуникации, уходом ее от своей подлинности в лоно технологической и социальной спекуляции. Все сущее продолжает функционировать, тогда как смысл существования давно исчез. Виртуальные коммуникации все более уводят человека от коммуникации с существующим социумом. Социальные отношения развиваются за счет театрализованной коммуникации, включающей множество моделей поведения. Театрализация жизни проявляется в интерактивном обмене символами. По мере развития интерактивного информационного пространства спектакль сливается с жизнью, в которой различение мнимого и подлинного, публичного и интимного становится все более сложной задачей. Общественное растворяется в тотальной спектализации социального на своем пути к виртуальному обществу. Представления становятся все более реальными, приближенными к жизни и включенными в нее. Виртуализируемое общество – это общество спектакля, в котором взаимодействия между индивидами становятся театрализованными. Виртуализируемое общество есть альтернатива социуму, поскольку в нем отсутствуют жесткие социальные ограничения.

Добавить комментарий