2.2. Виртуализация социальных отношений и сообществ

Системность, целостность социума обеспечивается не только с помощью социальных институтов, но и сетей как особой формы организации социальных отношений.

Сети, как подчеркивает М. Кастельс, в индустриальном обществе существовали локально в ограниченном территорией месте и были ограничены во времени. В информациональном (современном) обществе сети представляют собой последовательность обменов и взаимодействий «здесь и сейчас» между физически разъединенными позициями, которые занимают социальные акторы в экономических, политических и символических структурах общества. Таким образом, сети начали существовать глобально и стали открытыми для доступа вне времени и пространства. Сети в индустриальном обществе основывались на информационных и коммуникационных технологиях, однако в современных условиях произошло усложнение данных технологий, увеличились скорость, объем и содержание сообщений, участвующих в информационном обмене. В связи с этим далеко не все регионы охвачены глобальными сетями, а лишь те, которые обладают передовыми информационными и коммуникационными технологиями (Северная Америка, страны Европейского Союза, страны Азиатско-Тихоокеанс-кого региона). От электронной связи, которая, по мнению Маклюэна, низвергла гоподство «времени» и «пространства» и «перевела диалог на глобальные масштабы», не скрыться [164]. Сущность сети, по мнению И.А. Мальковской, состоит в том, что она децентрализована, детерриториализированна. М. Кастельс предпринимает развернутый анализ современных тенденций, приводящих к формированию основ общества, которое он называет обществом сетевых структур. М. Кастельс определяет сетевую структуру следующим образом: «Сетевая структура представляет собой комплекс взаимосвязанных узлов <…> Конкретное содержание каждого узла зависит от характера той конкретной сетевой структуры, о которой идет речь» [116, с. 232]. Из этого следует, что свойства сетевой организации зависят от характеристики узлов, т. е. основных ее элементов, также от особенностей связей между узлами. Узлами сети могут быть социальные институты, социальные сообщества, индивиды.

В обществе, основанном на сетевых структурах, институциональный порядок будет перестраиваться. Прежде всего новыми институтами станут сами сети, которые будут способствовать развитию капиталистической экономики, основанной на инновациях, глобализации и децентрализованной концентрации. Сети смогут развивать сферу труда, основанную на гибкости и адаптируемости. Появление сетевых структур в экономике связано с реинженирингом бизнес-процессов, направленных на переход от функциональных подразделений к бизнес-процессам, состоящим из автономных междисциплинарных групп, ориентированных на более полное удовлетворение интересов заказчиков. Становление сетевых структур обусловлено также использованием реинжениринговых технологий для эволюционных перестроек структур фирм [115, c. 23–51].

Р. Патюрель считает, что «сетизация – это метод стратегического менеджмента, заключающийся в формировании сети с ее узлами и связями для достижения целей соответствия с потребностями и ожиданиями партнеров и деловой конъюнктуры» [211, c. 76–81]. Употребляя данный термин, автор говорит о создании сетевых организационных структур.

Особенность сетевых организаций такова, что в их структуре может присутствовать какой-либо динамический компонент, вплоть до полного отсутствия статических компонентов. Все подразделения потенциально связаны, т. е. виртуальны, а связи между ними существуют лишь при наличии общей цели. Связи также потенциально (вероятностно) разнообразны. Такая организация существует только в какой-то дискретный момент времени, при достижении определенной цели. Возможную структуру виртуального предприятия иллюстрирует модель открытой разработки Эрика Реймонда [357]. Согласно этой модели понятие организации заменяется понятием проекта. Проект – это совокупность работ, осуществляемых для достижения некоторых объявленных целей. Часто бывает так, что компания создается именно для реализации какого-либо проекта, либо организация рассматривается как совокупность осуществляемых проектов [357]. В качестве проектных организаций у Э. Тоффлера выступают ассамблеи социального будущего [270]. Ассамблеи могут принять форму специальных групп, собираемых через регулярные промежутки времени при условии, что каждый раз в их работе будут участвовать разные представители. Они просто подключатся к сети коммуникаций, опутавшей весь мир [270, c. 120]. Прообразы таких организаций существовали и ранее, но в современных условиях увеличилась частота их формирования.

Виртуальное предприятие, по мнению А.В. Катаева, можно определить как временную кооперационную сеть предприятий, обладающих ключевыми компетенциями для наилучшего выполнения рыночного заказа, базирующуюся на единой информационной системе. В отличие от обычных предприятий виртуальные предприятия ориентируются не на удовлетворение нужд и потребностей какого-то «усредненного» сегмента рынка, а на выполнение определенных рыночных заказов, вплоть до удовлетворения определенных запросов конкретных потребителей. Кроме того, виртуальное предприятие увеличивает скорость и качество выполнения заказа путем объединения ресурсов различных партнеров в единую систему [118]. Поскольку временные организации обладают общими признаками – быстрым формированием, актуализацией на время решения какой-либо задачи, быстрым исчезновением, то можно утверждать, что атрибутом сетей является виртуальность. Глобальная сеть – это некоторая организационная форма, а виртуальность – это свойство, присущее организационной форме.

В целом сетизация представляет собой создание вместо функциональных структур независимых рабочих групп, переход к горизонтальным структурам организации и замену в значительной степени административных отношений контрактными (договорными). Г. Рейнгольд отмечает, что: « …рабочие находятся в подчинении множества себе равных, а не только начальства» [228, с. 94]. Сетизация приводит к возникновению новой формы организационного порядка, выступая в качестве нового способа упорядочивания элементов организации. Сети способствуют развитию социальной организации, преследующей цель завоевать пространство и уничтожить время.

М. Кастельс считает, что смена способов производства, внедрение производственных отношений нового типа ведет к изменению и общественных отношений. Отношения внутри общества, между обществом и государством будут строиться по новым принципам, которые вполне можно назвать сетевыми [115, c. 23–51]. Сетевые отношения, сетевая организация общества существовала всегда, при этом сетевая организация дополняла иерархическую. Об этом пишет и Г. Рейнгольд: «Сложные социальные сети существовали всегда, но недавние технические достижения в области связи делают их главенствующей формой социальной организации. Когда компьютероопосредованные коммуникационные сети связывают людей, учреждения и знания, они становятся компьютероподдерживаемыми социальными сетями. Техническое развитие вычислительных (компьютерных) сетей и общественный расцвет социальных сетей ныне подпитывают друг друга» [228, с. 94]. За последние 20 лет в экономике и производстве были разработаны такие организационные схемы, которые основывались преимущественно на сетевых отношениях, а не на иерархических. Во многом это стало возможным благодаря наступлению информационной эпохи. Сетевая организация мобильнее, чем иерархическая, она более подходит для адекватной обработки информационных потоков. Это и выводит сетевые принципы организации на первый план, ведь в современном мире, по выражению М. Кастельса, власть потоков информации преобладает над потоками власти [116, c. 232]. Если ранее сетевая организация была отображением лишь внутренней структуры процесса управления, его содержанием, то в новейшем мироустройстве она играет ключевую роль и становится сознательно внедряемой формой организации управления. Происходит это за счет институционализации сетевых отношений, а формы организации сетевых структур создаются в бизнесе и затем заимствуются обществом и государством.

Политика – это также растущая сфера использования компьютерной коммуникации, которая превращает политику в часть киберпространства. Виртуальные социальные формы возникают, существуют и организуются как социальные сети. Для эффективности современной социальной политики особое значение приобретает учет специфики политических сетей, через которые организуется и поддерживается устойчивая связь между субъектами политики и объектами управления в социальной сфере.

Политические сети оптимизируют отношения между государственным управлением и современным обществом. Вместо попытки редукции сложности общества для эффективного управления они включают в себя учет роста сложности в качестве необходимой предпосылки выработки политики и осуществления управления. Политические сети открывают правительство перед обществом. Электронная коммуникация позволяет ускорить процесс коммуникации между гражданами и политическими лидерами. Сети создают новую сферу политики, ориентированную на мгновенное усвоение новых ценностей и общественных умонастроений. Сети становятся субстанциальным и процессуальным воплощением представлений и переживаний состояния взаимозависимости и целостности человеческого мира. Электронная коммуникация позволяет также ускорить процесс взаимодействия между политическими лидерами. М. Кастельс называет это феноменом «мгновенной политической мобилизации» [116, с. 232].

Политические сети меняют ракурс рассмотрения государства как агента политики: 1) в противоположность идее доминирующей роли государства в выработке политики, при сетевом подходе государство и его институты являются хотя и важным, но лишь одним из акторов производства политических решений; 2) в противоположность идее относительной независимости государства в политике, в концепции политических сетей структуры рассматриваются в качестве «сцепленных» с другими агентами политики и вынуждены вступать в обмен своими ресурсами с ними; 3) в противовес идее государственного управления как иерархически организованной системы сетевой подход предполагает новый тип управления – «руководство», общая характеристика которого нашла выражение в формуле «руководство без правительства». П. Джон и А. Коул подчеркивают, что понятие «руководство», которое описывает политическое влияние, осуществляемое

через диффузные сети производителей решений, заменяет собой понятие «правительство» как осуществление институциональной власти [341, p. 250]. Государственное управление предстает здесь не столько исполнительной функцией государства, очень отдаленно связанной с непосредственным общественным влиянием, сколько одним из субъектов общественно-политического процесса по выработке согласо-ванного политического решения совместно со структурами гражданского общества. Руководство осуществляется способом организации общих переговоров между государственными и негосударственными структурами по осуществлению взаимного интереса совместными усилиями, а следовательно, для принятия политического решения, удовлетворяющего все стороны соглашения. Руководство не только отличается от рыночных и иерархических моделей управления, оно является более эффективным для удовлетворения общественных потребностей, т. е. для выработки решения по общим вопросам.

Сети способствуют рассеиванию власти благодаря появлению различных политических партий с разными политическими ориентациями. В контексте «новой политики» власть приобретает характер влияния, причем диффузного, когда его источник, центр: а) незаметен, б) не существует как один-единственный. Этот неопределенный и подвижный центр влияния складывается как кратковременная комбинация устремлений, векторов, действий различных сил. В данной ситуации происходит размывание ранее отчетливо выраженной границы между субъектом власти и объектом ее воздействия.

Сети обладают рядом характеристик, которые отличают их от иных форм управленческой деятельности в сфере публичных потребностей и интересов. Во-первых, сети представляют собой такую структуру управления публичными делами, которая связывает государство и гражданское общество. Эта структура эмпирически наблюдаема и теоретически описывается как множество разнообразных государственных, частных, общественных организаций и учреждений, которые имеют некоторый общий интерес. Во-вторых, политическая сеть складывается для выработки соглашений в процессе обмена имеющимися у ее акторов ресурсами. Это означает, что существует взаимная заинтересованность участников сети друг в друге. Ресурсы могут быть распределены неравномерно, но независимо от степени их концентрации и определенного доминирования ряда участников сети, а последние вынуждены вступать во взаимодействия. Между участниками сети

существует ресурсная зависимость. В-третьих, важной характеристикой политической сети выступает общий кооперативный интерес.

В-четвертых, с точки зрения выработки политических решений участники сети не выстраиваются в некоторую иерархию, где какая-либо организация имеет преимущество с точки зрения ее властной позиции. В политической сети наблюдаются не вертикальные, а горизонтальные отношения. Все участники сети равны с точки зрения возможности формирования собственного решения по интересующему вопросу. В-пятых, сеть представляет собой договорную структуру, состоящую из набора контрактов, возникающих на основе формальных и неформальных правил коммуникации. В политических сетях действует культура консенсуса.

В целом политическая сеть представляет собой систему государственных и негосударственных образований в определенной сфере политики, которые чаще всего взаимодействуют на основе ресурсной зависимости для достижения общего согласия по интересующему всех политическому вопросу, используя формальные и неформальные нормы. По мнению Т. Берцель, политическая сеть представляет собой «набор относительно стабильных взаимоотношений по природе неиерархических и взаимозависимых, связывающих многообразие акторов, которые разделяют относительно политики общие интересы и обмениваются ресурсами для того, чтобы продвинуть эти интересы, признавая, что кооперация является наилучшим способом достижения общих целей» [321].

Р. Родес под политическими сетями понимает «комплекс структурных взаимоотношений между политическими институтами государства и общества» [359, p. 10]. Для Р. Родеса политические сети формируются в различных секторах политики современного государства (здравоохранения, сельского хозяйства, индустрии, образования и др.). Он подчеркивает значение именно институциональной составляющей политической сети и ее ограниченность определенными секторальными интересами.

Сети раскрывают не только новый потенциал экономической и политической сфер, но также сферы религии, науки.

Религиозные сети – это сети религиозных организаций разной религиозной направленности, взаимодействующие между собой как с помощью сети, так и без нее. Религиозные сети постоянно расширяются [311, c. 110–116]. Информационные технологии служат более тесному и плотному общению представителей религиозных организаций друг с другом, с населением. В США существует специальный христианский духовно-просветительский канал для людей всех возрастов и социальных слоев. Канал обладает большим фондом интересных и качественных программ, передач для детей, мультфильмов и художественных фильмов [267].

Научная сеть, с одной стороны – это информационная система, нацеленная на облегчение доступа населения к научной, научно-попу-лярной и образовательной информации, на стимулировании обмена знаниями между профессиональными участниками научного и образовательного процессов, опирающаяся на современные Интернет-технологии. Сеть складывается из информационных ресурсов, объединенных общими принципами редакционной и технологической политики и составляющих логически единую базу знаний. В своей деятельности сеть опирается, прежде всего, на творческий потенциал и опыт ведущих российских научных и образовательных организаций [195]. С другой стороны, научная сеть – это система взаимодействующих ученых, непосредственно обменивающихся научным опытом.

С.В. Бондаренко под сетевыми сообществами образовательной направленности понимает «обладающие упорядоченной структурой объединения пользователей компьютерных сетей, осуществляющих коммуникацию с образовательными целями и имеющих при этом устойчивые социальные роли, а также придерживающихся определенных норм поведения в виртуальном пространстве» [34, c. 399–407].

Итак, в сети можно выделить следующие виды сообществ: 1) бизнес-сообщества, сформированные вокруг корпоративных порталов и web-страничек; 2) профессиональные сообщества конкретной организации или отрасли в целом; 3) читательские аудитории online СМИ; 4) научные сообщества, учащиеся; 5) активисты и общественники, верующие, поклонники; 6) государственные, политические и властные структуры; 7) религиозные организации.

Новые социальные институты не изменяют общественный строй и не означают закат капитализма. «Общество сетевых структур, в любых его институциональных воплощениях, в настоящее время является буржуазным обществом», – пишет М. Кастельс [116, с. 232]. Однако в обществе сетевых структур старые институты индустриальной эпохи, институты гражданского общества, институты либерализма и институты национального государства уже лишены смысла и функций, они не рассматриваются как легитимные. На смену старым институтам приходят два новых вида институтов: сети и институты самобытности. Сети институционализируются как следствие закономерного развития сетевых глобальных технологий. Поэтому, по мнению М. Кастельса, они являются институтами угнетения самобытности. Им противостоят институты самобытности, которые сконструированы социальными движениями, призванными воссоздать цельность общества. Эти движения (например, движения антиглобалистов) оказывают «самобытное сопротивление», нашедшее опору в ценностях сообщества, и не поддаются напору глобальных тенденций и радикального индивидуализма, вызванных институтами угнетения, т. е. сетями. «Самобытность становится главным центром культуры на целом ряде участков социальной структуры, ведя отсюда свое сопротивление или свое наступление в информационной борьбе за культурные коды и кодексы, формируя поведение человека, и тем самым новые институты», – заключает М. Кастельс [116, c. 232]. Таким образом, социальные институты будут виртуализированы в сетях, но это вызовет обратный процесс – процесс поиска защиты от виртуализированных институтов. Институциональный порядок на некоторое время переместится в виртуальную реальность. Но образовавшийся вакуум в социальной реальности будет заполнен новыми институциональными формами – институтами самобытности.

Итак, социальные сети – это формы обеспечения целостности социума. В настоящее время сети являются глобальными. Процесс виртуализации привел к объединению территориально разрозненных узлов в глобальные сети. Однако глобальные сети не вытеснили локальные, они существуют наряду с ними. Поскольку глобальные сети основываются на передовых информационных и коммуникационных технологиях, то лишь немногие регионы включены в глобальные сети, т. е. такие, которые обладают данными технологиями, о чем уже говорилось выше. Сети обеспечивают: бльшую мобильность, более гибкую и полную адаптацию к социальной среде, бльшую скорость

обработки информации, привлечение и использование наилучших ресурсов, знаний и способностей с наименьшими временными затратами. Сети обладают изменчивой геометрией, они быстро создаются и быстро распадаются, соответствуя свойствам виртуальной реальности. Следовательно, виртуальность является атрибутом сетей.

Сетизация привела к возникновению нового вида неформальных социальных сообществ – виртуальных, еще не институциализированных. Основу современного общества, как отмечает М. Кастельс, составляют «сетевые» структуры, именно через сети происходит становление новых форм различных сообществ: «Именно сети составляют новую социальную морфологию наших сообществ» [116, с. 232].

Формирование виртуальных сообществ, прежде всего основанных на глобальной связи в сети, по мнению М. Кастельса, можно рассматривать как кульминацию исторического процесса разделения местоположения и общения в формировании сообщества: новые, отборные модели социальных отношений заменяют территориально ограниченные формы социального взаимодействия [325]. Новая информационная система, отмечает Кастельс, значительно ослабляет символическую власть традиционных отправителей сообщений, внешних по отношению к системе, передаваемую через исторически закодированные социальные привычки. «Они не то, чтобы исчезают, но слабеют, если не кодируют себя в новой системе, где их власть умножается электронной материализацией духовно передаваемых привычек. Сетевая коммуникация более эффективна, чем воздействие определенного харизматического авторитета при личных контактах» [116, с. 232]. С.И. Алексухин также считает, что логика сетевых коммуникаций стала доминировать, разрушать не соответствующие ей коммуникационные модели. Роль традиционных социальных сообществ в массовых коммуникациях начала постепенно снижаться. Сохранили влияние только те из них, кто принял логику Сети [5, с. 1503–1516]. По мнению Кастельса, с точки зрения современного общества электронные коммуникации и есть собственно коммуникации. Благодаря цифровой, сетевой коммуникации все виды сообщений в обществе нового типа работают в бинарном режиме: присутствие или отсутствие в коммуникационной мультимедиасистеме. Все прочие сообщения сведены к индивидуальному воображению или ко все более маргинализирующимся субкультурам, где господствуют личные контакты. Однако из этого не следует, что идет процесс гомогенизации проявлений культуры и полное господство над кодами со стороны нескольких отправителей, занимающих центральное положение. Именно из-за диверсифицированности, мультимодальности и неустойчивости новой коммуникационной системы она способна охватывать и интегрировать все формы выражения интересов

и ценностей, включая и выражение социальных конфликтов [116, с. 232].

М.Н. Грачев, разделяя данные точки зрения, отмечает, что на протяжении значительного отрезка человеческой истории формы социального взаимодействия сводились в большинстве случаев к межличностному общению. Люди имели возможность непосредственно взаимодействовать друг с другом и обмениваться посредством символических форм только тогда, когда одновременно находились в одном и том же месте, либо участвовали в других видах социального действия в условиях физической, пространственно-временной локализации. Традиции и установки передавались преимущественно в устной форме, и даже само их существование зависело от непрерывного процесса возобновления социальных взаимодействий. Развитие Интернета сопровождается массовым переносом людьми своей информационной активности, а также и информационных взаимодействий из среды, создаваемой традиционными информационно-коммуникационными технологиями, в виртуальную среду сети Интернет.

Информационные технологии породили новые формы социального взаимодействия, когда для обмена сообщениями, несущими определенное смысловое содержание, людям не обязательно стало находиться вместе. Обмен символьными формами с использованием опосредованных интерактивных форм становится доступным все большему количеству людей [67, c. 88–103]. Эспиноза, Перлман также утверждают, что географическая близость в различных странах потеряла преимущество в образовании социальных отношений [332, 354]. Бари Веллман и Клод Фишер подметили, что сети заменяют физические пространства в качестве основы для общения и в пригородах, и в городах [333, 363]. Таким образом, необходимый шаг к пониманию новых форм социального взаимодействия в эпоху Интернет должен основываться на переопределении сообщества. Следовательно, полезное рабочее определение в этом отношении – предложенное Барри Веллманом: «Сообщества – это сети межличностных связей, которые обеспечивают общение, поддержку, информацию, ощущение принадлежности и социальную идентичность» [362, p. 36]. Естественно, ключевой вопрос здесь – это переход от сообщества к сети как к центральной форме организации взаимодействия. Сообщества в традиции социологического исследования были основаны на разделении ценностей и социальной организации. Сети построены выборами и стратегиями социальных акторов. Таким образом, главное преобразование общения в сложных обществах – это замена сетями пространственных сообществ как главных форм общения.

Однако нельзя считать, что больше нет общения на основе метаположения. Общества не развиваются по направлению к однородному образцу социальных отношений. Фактически это – растущее разнообразие образцов общения, которое конституирует специфику социального развития в обществах. В обществах можно наблюдать развитие гибрида связи, который соединяет физическое место и киберместо. Как говорит Кардосо: «Мы находимся в присутствии нового понятия пространства, физическое и виртуальное влияет друг на друга, кладя основание для появления новых форм социализации, новых стилей жизни и новых форм социальной организации» [323, p. 78]. Л.М. Землянова также полагает, что благодаря использованию мультимедийных технологий виртуальный мир тесно переплетается с реальным миром. Коммуникационная система реальной виртуальности – это та «система, в которой сама реальность полностью схвачена, полностью погружена в виртуальные образы, в выдуманный мир, мир, в котором внешние отображения находятся не просто на экране, через который передается опыт, но сами становятся опытом» [87, c. 58–69].

В современном обществе появляется новый тип сообществ, имеющий сетевое строение, основанный на глобальной сети Internet – виртуальный. Рассмотрим строение и функции виртуальных сообществ.

С.В. Бондаренко отмечает, что в социальном сообществе страты образуются на основе схожести статусов и ролей. В виртуальном сообществе – интересов, целей акторов. Говард Рейнгольд также говорит о рождении новой формы сообществ, объединяющих людей в сети вокруг разделяемых ценностей и интересов [358]. В результате, по мнению Л. Бляхера, возникают виртуальные страты. Виртуальная страта – это случайное пересечение идеалов [25]. Виртуальные страты отличаются от стабильных и наследуемых страт по следующим признакам: 1) существуют лишь во взаимодействии; 2) данные организованности весьма короткоживущи; 3) их нельзя обнаружить ни в исходных, ни в итоговых состояниях: их там действительно – еще или уже – нет; 4) определяются они набором случайных факторов.

В традиционном сообществе ранжирование индивидов осуществляется исходя из многих факторов: экономических, политических, информационных. Существование социальных статусов юридически закреплено. Виртуальные сетевые сообщества обладают свойством нивелировать offline социальное неравенство участвующих в них индивидов, не исключая наличие социальной стратификации по иным основаниям, и в первую очередь по праву доступа к информации. Информационная стратификация выступает одним из базовых элементов социальной структуры виртуальных сетевых сообществ: дифференцирующие процессы стратификации способствуют самоорганизации, а интегрирующие – делают социальную структуру устойчивой. Информационная стратификация может осуществляться как по праву доступа к тем или иным носителям знаний и информации, так и по праву размещения в телекоммуникационных сетях информационных ресурсов. В самом общем виде стратификационная линейка выглядит следующим образом: 1) наверху находятся владельцы информационных ресурсов; 2) далее идут создатели информационных ресурсов; 3) внизу располагаются пользователи. Различие в «рангах» (по Т. Парсонсу) обусловлено объективным неравенством возможностей участников виртуальных сетевых сообществ: 1) получать необходимую им информацию и знания; 2) соответствовать социально определенным образцам при их использовании или потреблении (успехи в дистанционном образовании и др.); 3) получать определенные типы материальных благ благодаря сетям «электронного бизнеса» и заниматься отдельными видами деятельности; 4) культивировать соответствующие субъективные аспирации (чувствовать себя «избранным» или «недостойным» и др.); 5) реализовывать творческие способности при создании контента [353, p. 386]. Существование социальных статусов участников виртуальных сетевых сообществ юридически не закрепляется в рамках социальной структуры, хотя и имеет объективный характер.

В традиционном сообществе границы между стратами четки и поддерживаются социальными барьерами. В виртуальном сообществе – прозрачны. В виртуальных сообществах основным условием социальной мобильности выступают знания и навыки [36].

В традиционном сообществе люди осуществляют взаимодействия между собой (межличностные взаимодействия). В киберпространстве люди взаимодействуют как между собой, так и с программными артефактами. Виртуальные сообщества – это сеть опосредованных техническими артефактами социальных отношений. Таким образом, в виртуальном сообществе превалируют безличностные взаимодействия. Компьютерно-опосредованная коммуникация не столько заменяет традиционную, сколько расширяет спектр социальных коммуникаций, что укрепляет существующие социальные структуры.

В традиционном сообществе взаимодействия носят как материальный, так и символический характер. В виртуальном сообществе отмечаются только символические взаимодействия. В киберпространстве сообщество – это символический капитал. Социальные взаимодействия акторов в киберпространстве – это символическое воспроизведение реальных свойств, состояний и социальных процессов.

В традиционном сообществе большое значение имеет индивидуальная идентичность. В виртуальном сообществе – коллективная. Она формируется в три этапа. На первом этапе в ходе социализации нового участника происходят процессы взаимного влияния индивидуальной идентичности актора и коллективной идентичности группы. На втором этапе актор принимает участие в формировании коллективной идентичности с учетом социального времени существования сообщества. На третьем этапе актор, вступая в коммуникационные взаимодействия с представителями других сообществ, в первую очередь представляет коллективную идентичность, а уже во втором – демонстрирует идентичность индивидуальную. Таким образом, индивидуальная идентичность быстро стирается, отходит на второй план. Ощущение причастности к группе играет важную роль в процессах самоидентификации пользователей.

В традиционном сообществе взаимодействия носят персонифицированный характер, в виртуальном – анонимный.

В традиционных сообществах взаимодействия ограничены географической привязанностью и определенным количеством участников взаимодействия в том или ином месте. В виртуальных сообществах взаимодействия переходят в интерактивный режим, расширяя количественные характеристики участников взаимодействия и освобождая их от географической привязанности.

В виртуальных сообществах развито не государственное регулирование, а саморегулирование. Социальные нормы в сети как регуляторы социальных взаимодействий бывают как формализованными (установленными Интернет-провайдерами, бизнес-структурами), так и неформализованными (установленными самими пользователями). Созданный как среда свободы в первые годы своего существования Интернет, по-видимому, предзнаменовал новую эпоху независимости. Правительства мало могли сделать для того, чтобы контролировать коммуникационные потоки, способные обойти географию и соответственно политические границы. Интернет решительно подорвал верховную власть и государственный контроль. В настоящее время государство начинает предпринимать попытки контроля за деятельностью в Интернете, но пока это находится на начальном этапе. Необходимо отметить невысокую эффективность предпринимаемых государством мер прямого социального контроля, поскольку высокая латентность совершения тех или иных поступков не может гарантировать соблюдения правил. Поскольку прямая попытка государства контролировать Интернет традиционными средствами цензуры и прямого давления оказалась неудачной, поэтому оно решило прибегнуть к непрямым (косвенным) способам воздействия на ситуацию через Интернет-провайдеров и бизнес-структуры. Американский исследователь Лаура Миллер характеризовала сеть Интернет как «… область безграничных возможностей и слабо выраженного социального контроля» [348, p. 50]. С Лаурой Миллер соглашается и филиппинский исследователь Кунда Диксит: «Присущая ему анархия, децентрализованная природа и свобода от официального контроля сделали Интернет идеальной средой для гражданского общества» [331, p. 148]. Барбара Мисцта называет технологические решения, на которых основывается функционирование сети Интернет «технологиями свободы» [349, p. 26].

Инициаторами разработки и легитимации формализованных механизмов регуляции, как правило, выступают акторы, обладающие легитимным культурным и информационным капиталом, т. е. Интернет-провайдеры и бизнес-структуры. Лоренс Лессиг пишет о появлении новых программных структур, которые он называет «код», делающих возможным контролировать компьютерную коммуникацию Интернет-провайдерами. Программные приложения сделаны верхним уровнем протоколов Интернета, давая возможность определять маршруты и содержание коммуникаций [92]. Бывают разные технологии контроля, но все они опираются на технологии идентификации, чтобы иметь возможность определить индивидуального пользователя. Технологии контроля перехватывают сообщения, размещают пометки, которые позволяют отслеживать коммуникационные потоки отдельной компьютерной локации и наблюдать за деятельностью машины Интернет-провайдерами круглосуточно. Технологии контроля могут идентифицировать данный сервер в источнике сообщения. Технологии идентификации включают использование паролей, «cookies» и процедур установления подлинности. «Cookies» – это цифровые отметки, которые автоматически записываются сервером веб-сайта, который поместил «cookies». Процедуры идентификации используют цифровые подписи, которые позволяют другим компьютерам проверить происхождение и особенности взаимодействующего участника связи. Они часто полагаются на технологии кодирования. Идентификация работает по уровням, индивидуальные пользователи идентифицируются серверами, которые в свою очередь идентифицируются сетями. Что касается электронной почты, то в США уже созданы программы по перехвату электронных сообщений и идентификации их с паролями пользователей. Помимо Интернет-провайдеров, сами руководители фирм с помощью программ осуществляют в США контроль за использованием Интернета своими служащими на регулярной основе. Зафиксировано неисчислимое количество случаев, когда работников увольняли за то, что считалось ненадлежащим использованием Сети. Что касается контактов фирм со своими клиентами, то фирмы создают свои веб-сайты, на которых собирают личные данные своих клиентов и обрабатывают их в соответствии со своими коммерческими интересами. Клиенты отказываются от своих прав на секретность с тем, чтобы получить привилегию доступа к веб-сайтам. В результате их личные данные становятся законной собственностью Интернет-фирм. Пользователи Интернета подвергаются символическому насилию, в результате которого они либо осознанно признают «естественность» существующих норм социального контроля, либо принимают их неосознанно.

Однако государственным технологиям косвенного контроля противодействуют технологии свободы, мешая им повсеместно распространяться. Так, некоторые фирмы с помощью программ засекречивают личности, пользующиеся электронной почтой. Поэтому основной функцией контроля в Интернете остается самоконтроль. По мнению С.В. Бондаренко, воплощенные в неформализованных нормах тривиальные процедуры повседневности воздействуют на социальное поведение акторов в телекоммуникационных сетях гораздо сильнее и глубже, чем это могут сделать формальные установления [35, с. 128].

Выработанные сообществом неформализованные социальные нормы чаще всего материализуются в форме так называемого сетевого этикета – «сетикета». Сетевой этикет выступает в качестве набора правил, которыми руководствуются в онлайне пользователи, и включает типичные для разных виртуальных сетевых сообществ социальные нормы. Британский социолог Стивен Хечер считает, что традиционная концепция социальных норм не может применяться к неформализованным социальным нормам в киберпространстве. Вместо этого нормы должны быть поняты как образцы рационального управляемого поведения, поддержанного участниками групп [339, p. 17]. В неформализованных социальных нормах, по мнению П. Дасгупты, воплощается социальная память коллектива о принятых группой решениях, связанных с теми или иными неоднозначными ситуациями [328, p. 34]. Десслер указывает на то, что социальные нормы, отражая коммуникативный опыт, накопленный в коллективной памяти сообщества, должны появляться в результате дискуссии пользователей, обсуждающих конкретные ситуации межличностных и межгрупповых конфликтов. На этот опыт оказывают влияние предыдущие практики, связанные с процессами социализации входящих в сообщество акторов [329, p. 43]. Таким образом, в уже сформировавшихся нормах сконцентрирован групповой опыт взаимодействий.

Воспроизводство социальной структуры происходит на основе уже существующих в виртуальных сетевых сообществах правил социальных взаимодействий. Ни одно из правил «сетикета» юридически не обязывает к каким-либо действиям, эти правила сами по себе служат слабым регулирующим инструментом для пользователей, не желающих добровольно им подчиняться. Эффективность норм сетевого этикета проявляется только в случае исключения индивида из состава сообщества. Поэтому в настоящее время поведение членов сетевых сообществ регулируется, в первую очередь, существующими в Сети обычаями и социальными нормами, а отклонения в поведении гарантируются порицанием или игнорированием общения с данным членом сетевого сообщества. В телекоммуникационных сетях к нарушителям сетевого этикета применяются когнитивные санкции, не требующие непосредственного контакта в реальном мире. В данном случае социальное насилие выступает в качестве инструмента обеспечения групповой сплоченности. Поскольку указанные механизмы социального воздействия позволяют только обескураживать, но не устранять неконструктивное поведение индивидов, соответственно используемые меры не могут кардинально изменять ситуацию в рамках социальных структур. В связи с этим исследователь Жак Берле убежден, что механизмы саморегулирования не смогут эффективно функционировать, если в их основе не будет лежать желание этичного поведения со стороны самих пользователей [320, p. 20]. Безусловно, недостаточно полагаться на добрую волю участников сообществ. Однако было бы ошибкой недооценивать потенциал участников сообщества в вопросах установления социального порядка. По этому поводу Монро Е. Прайс и Стефан Дж. Верхалст высказывают мнение о том, что игнорирование саморегулирования не соответствует реалиям функционирования сетевых сообществ [356, p. 37]. Т. Данилова отмечает: «Ответственность за информацию всегда пропорциональна возможности ее контроля. Выход видится в развитии саморегулирования поставщиков контента на основе соблюдения морально-этических норм, в выработке корпоративной морали инфообщества: саморегуляция в демократическом

обществе является более действенным средством, нежели прямой

контроль» [77]. Однако, как верно замечает Дарен Синклэйр, саморегулирование должно рассматриваться в рамках континуума социального регулирования, но не как противоположность или альтернатива другим методам социального контроля [360, p. 529].

Уровень моральных обязательств внутри группы тем выше, чем сильнее актор ощущает внутригрупповую (коллективную) идентичность. Поэтому при формировании виртуальных сетевых сообществ социальные нормы возникают в процессе формирования консенсуса ощущающих групповую идентичность участников коммьюнити по поводу тех или иных интеракций. Наиболее эффективным инструментом самосохранения сообщества выступает внутригрупповой обмен информацией о поведении индивидов в процессе предыдущих взаимодействий. Обмен указанной информацией в рамках сетевого сообщества способствует как росту доверия, так и формированию механизмов, противодействующих нарушению принятых в сообществе социальных норм.

Виртуальное сетевое сообщество, по мнению С.В. Бондаренко, – это базовая единица социальной организации пользователей телекоммуникационных сетей, имеющая стратификационную систему, устоявшиеся социальные нормы, роли и статусы участников. Она включает в свой состав не менее трех акторов, разделяющих общие ценности и осуществляющих посредством использования соответствующих аппаратных и программных артефактов на регулярной основе социальные взаимодействия, а также имеющих доступ к контенту и иным общим ресурсам [35].

Итак, мы рассмотрели строение виртуальных сообществ, теперь проанализируем характер взаимодействия виртуальных и социальных сообществ.

Можно согласиться с М. Кастельсом, который отметил, что в научной литературе существует две точки зрения на влияние виртуальных сообществ на социальные. С одной стороны, отмечается положительный эффект обратной связи между сетевым и внесетевым

общением с использованием Интернета, с другой стороны – негативный [325].

Такие исследователи как Краут, Наем и Эрдринг выявили, что распространение Интернета ведет к социальной изоляции, к распаду социальной связи и семейной жизни, так как безликие индивиды практикуют случайное общение при отказе от взаимодействия лицом к лицу в реальной окружающей обстановке. Краут отмечает, что длительное использование Интернета связано со снижением коммуникаций индивидов с членами семейств в домохозяйстве, уменьшением размера их социального окружения, ведет к увеличениям депрессии и одиночества [343, p. 24]. Однако, как отмечают Ди Маджо, Харгиттаи, Нойман и Робинсон, некоторые из эффектов, наблюдаемых Краутом, были связаны с неопытностью индивидов в использовании Интернета. Новички Интернета имеют тенденцию испытывать высокие уровни фрустрации с окружающей средой [330, p. 46]. Хотя Най и Эрдринг наблюдали образец снижения межличностного взаимодействия и потери социальной среды, но это было характерно только для заядлых пользователей Интернета, а у большинства пользователей не было никакого существенного изменения в жизни [350]. Это подтвердилось позже в исследовании Ди Маджо, Харгиттаи, Ноймана и Робинсона, согласно которому, в то время как пользователи Интернета не показывают снижающуюся общительность после некоторого порога деятельности в сети, они заменяют использованием Интернета домашние работы. Для заядлых пользователей виртуальная реальность выходит на первый план, вытесняя социальную реальность. С остальными же пользователями социальной изоляции не происходит.

Вслед за Ди Маджо, Харгиттаи, Нойман и Робинсон другая группа исследователей (Андерсон и Трэйси; Говард, Рэнни и Джонс; Кац, Райс и Аспден; Г. Рейнгольд; Хэмптон и Веллман) выявила, что использование Интернета положительно влияет на социальную жизнь. Повышается частота социальных коммуникаций, увеличивается количество социальных взаимодействий, растет социальная вовлеченность. Андерсон и Трэйси, Говард, Рэнни и Джонс установили, что с помощью электронной почты удается постоянно быть в контакте с семьей и друзьями в реальной жизни [317, p. 24]. Андерсон и Трэйси также обнаружили, что установленная посредством компьютера связь и телефонная связь укрепляют друг друга. Индивиды, имеющие сейчас доступ в Интернет в домохозяйстве и использующие его, тратят не меньше времени на домашние дела, чем индивиды, которые не имеют доступа в Интернет. Кац, Райс и Аспден установили, что пользователи Интернета с большей вероятностью, чем непользователи, встречаются с друзьями и имеют социальную жизнь далеко от дома [342]. Ди Маджо, Харгиттаи, Нойман и Робинсон отмечают, что пользователям Интернета свойственно иметь большие социальные сети, чем непользователям, что было подтверждено также Коулом. Он установил, что использование электронной почты, веб-сайтов и чатов имеет умеренно положительное воздействие на способность индивидов заводить друзей и связываться со своими семьями [327]. Интернет играет положительную роль в поддержании сильных семейных связей на расстоянии. Это было отражено в исследовании представительской национальной модели, проводимое The Pew Institute Internet и Американским Проектом Жизни [355, p. 15]. Часто наблюдалось, что семейным отношениям, напряженным из-за роста неравенства семейных форм, индивидуализма и иногда географической подвижности, помогает использование электронной почты. Хэмптон и Веллман выявили, что использование Интернета увеличивало общение и на расстоянии, и в локальном сообществе [336, p. 28]. То, что пользователи Интернета имеют высокую социальную вовлеченность, было выявлено Ди Маджо, Харгиттаи, Нойман и Робинсон. Пользователи Интернета узноют о большем количестве событий, связанных с искусством, читают больше литературы, посещают значительно чаще кино, смотрят больше спортивных состязаний и больше занимаются спортом, чем непользователи.

Таким образом, в целом основная часть исследований не поддерживает тезис о том, что использование Интернета приводит к более низкому социальному взаимодействию и большей социальной изоляции. Наоборот, высокая интенсивность использования Интернета ведет к более плотным социальным отношениям в реальной жизни.

В сети происходит разыгрывание ролей и построение личностей. Нэнси Бейм выявила, что в разыгрывании ролей реальная жизнь формирует взаимодействие в сети: «Действительность видится таковой, что многие, вероятно, наиболее социализированные пользователи связи, установленной посредством компьютера, создают себя в сети в соответствии с их личностями в обычной жизни» [319, p. 35].

Социальные процессы в оффлайне и в онлайне взаимосвязаны. Переход к информационному обществу, по мнению С.В. Бондаренко, вносит «возмущения» в сложившуюся в оффлайне стратификационную систему [33, с. 33–39], поскольку, по замечанию С.А. Дятлова,

«в современных условиях в качестве важнейшего ресурса экономики выступают научное знание и информационные ресурсы. Вся структура современного общества начинает перестраиваться в направлении, которое наиболее эффективно позволяет работать с информацией» [80, с. 77]. Поэтому стратификация в рамках виртуальных сообществ может не только закреплять сложившиеся в оффлайновом мире внутригрупповые страты, но и способствовать формированию общественного мнения вокруг тех или иных групп, а также индивидов [33, c. 33–39].

Итак, виртуализация привела к трансформации не только социальных институтов, но и социальных сообществ. Традиционные сообщества продолжают существовать наряду с новыми сообществами – виртуальными. Виртуальные сообщества быстро формируются и быстро распадаются. Взаимодействия в виртуальных сообществах условны, символичны, безличны, анонимны, интерактивны. Сетевые взаимодействия достаточно гибки. В виртуальных сообществах отсутствует жесткий социальный контроль, поэтому взаимодействия основываются на принципе саморегуляции. Существуя независимо от территориальных социальных сообществ, виртуальные сообщества влияют на их функционирование. Тем не менее о полном взаимопроникновении норм виртуальной жизни в реальную жизнь пока говорить еще рано.

Добавить комментарий