Современные психологические синтезы прошлого и настоящего: постиндустриальное общество и массовая культура ХХ века.
В современности ментальность Нового времени не исчезла; мало того, все социально-политические институты того времени до сих пор присутствуют и принципиально не изменились. Закрепившиеся либеральные и рационалистические навыки европейского общества стали опорой новых форм поведения. Тем не менее приставка "пост" стала определяющей для эпохи, которая попыталась осмыслить себя в качестве самостоятельной и уникальной эпохи постсовременности.
В чем проявились ее уникальные качества? Прежде всего в том, что "апокалиптичность" современности как постоянное ожидание катастрофического или спасительного будущего сменилась ожиданиями "конца" (конца идеологии, искусства, социальных классов). Затем — в том, что эстетическое производство оказалось "встроенным" в товарное производство и подверглось процессу "деградации" вместе с ним. Уже этих двух особенностей достаточно для понимания причин "запутывания" нового психокультурного пространства и возникновения новых базисных эмоциональных состояний, которым больше подходит определение "интенсивности". Новая конфигурация субъекта оказалась связанной с угасанием аффективной сферы; на первое место вышли образцовые темы "отчуждения" в виде отсутствия ценностей, одиночества, социального распада и изолированности, — в целом их можно объединить под программной эмблемой "века тревоги". Интенсивные опыты наркотиков и шизофрении очень мало напоминают переживания истериков и невротиков времен З. Фрейда. Это изменение в динамике культурной патологии осуществляет сдвиг, в результате которого отчуждение субъекта сменяется его распадом (в современной гуманитаристике это явление получило определение "смерти субъекта"). В виде нового нравственного идеала выступает акцент на децентрации ранее центрированного субъекта или души.
В более узком смысле "угасание аффекта" и "исчезновение субъекта" можно охарактеризовать как исчезновение мечтательных мистерий памяти, разрастание социальных кодов, которые сменяют стили и, особенно, постграмотность мира позднего капиталла как принципиальное отсутствие национального языка. Если субъект утратил способность связывать свое будущее и прошлое (ожидания и памяти) на временном векторе, то организация жизненного опыта вряд ли будет представлять что-нибудь, кроме нагромождения фрагментов и практики беспорядочно отрывочного и случайного.
Парадигмальная установка на восприятие мира в качестве "хаоса" закрепилась в культуре 1980-1990-х гг.; определяющей культурной формой стала "форма порядка как беспорядка" (метафора "руин"). В данной установке оформляются рефлексивные осмысления всех компонентов культуры: технологии и политика, наука и философия, искусства, склад повседневности, стили мышления и коммуникативные стратегии и даже "самый стиль жизни". Все это неизменно подхватывает музыкальная и поведенческая подростковая субкультура. Более того, достижение "хаоса", создание его в качестве целенаправленной процедуры по отношению к знаковым средам не просто пронизывает все уровни бытия, но само сознание в этих условиях оказывается ни чем иным, как "продуктом осмысления хаоса"; сам "мир смысла" приобретает проблематичный статус, в предельном выражении обозначенный в образе "катастрофы смысла" и "бессмысленности бытия". И даже не сам смысл отсутствует, но "вера в смысл" в современной ментальности характеризуется своим тотальным отсутствием.
Перспективу человечеству в такой ситуации пророчат в закономерном переходе к постиндустриальному обществу, где предстоит симбиоз с электронными устройствами; в общении с ними будут задействованы до сих пор слабо "технизированные" процессы психики — решающий интеллект и воображение. Такая перспектива очень быстро приобретает черты реальности, складываясь в своего рода информационную ментальность. Новейшей технике удается распространять свое влияние на ранее считавшиеся иррациональными стороны быта и психики, тиражируя ранее уникально проявляемые образы фантазии, эмоции, неосознанные потребности.
"Рыночная личность" как психологический тип массовой культуры. Исторически новым явлением современности стало присутствие в обществе феномена массовой культуры благодаря развитию радио, кино, телевидения, компьютерной сети интернета. Она предстала как феномен социальной дифференциации современной культуры и взяла на себя функцию трансляции социально значимой информации максимально широким слоям населения. Привычная сфера присутствия массовой культуры в современном обществе — это сфера услуг и потребления, где она занимается манипулированием сознаний массовых потребителей в интересах "производителей" этой информации.
Основными направлениями проявления массовой культуры стали также: индустрия "субкультуры детства" (детская литература, игрушки, детские лагеря и клубы, технологии коллективного воспитания), массовая общеобразовательная школа (стандартизированные программы передачи знаний, редуцируемые к упрощенным формам детского познания и понимания), ангажированные СМИ (фактически проповедующие те или иные идеи в интересах "заказчика" ), массовая социальная мифология (социальная демагогия, квазирелигиозные и паранаучные учения и т.п.), массовые политические движения (инициированные как правящими, так и оппозиционными элитами), индустрии потребительской рекламы, имиджа и досуга; массовое коммерческое искусство тоже пытается проникнуть в сферы, ранее для него малодоступные и запретные. Самый наглядный социально-психологический эквивалент рыночной конъюнктуры — мода — также оказалась сильно выраженной в общей ментальной тональности массовой культуры.
Личность массовой культуры находится в обществе между игрой и рынком; обе сферы схожи в том, что учитывают только сиюминутное, оцениваемое рейтингами, экспертными оценками, опросами, ранжированием популярности и т.п. А человек, связанный с ними своим стремлением к публичности, не имеет ничего такого, что было бы не прояснено и не оценено. Наука тоже сделала свое дело ("вычислить" и "просчитать" можно многое), тем самым вывела личность из темных веков, которая предстала открытой всем влияниям и взорам и превратилась в "рыночную личность".
"Рыночная личность" — это социально-типизированная модель поведения, включенная в престижный оборот общества. Ее присутствие в культуре свидетельствует о том, что сформировались всеобщая шкала оценивания и рынок, где в процессы спроса и предложения включен человек в качестве распорядителя и обладателя социальных и природных даров. Для рыночной рациональности характерно учитывать, обменивать, получать, извлекать пользу, играть в цены, бороться за престиж; при этом наряду с навыками адаптивности человек в ситуации "рыночной личности" практически всегда приобретает невротическую неуверенность в себе, поскольку всякий спрос подвержен конъюнктурным колебаниям. Мода на тип внешности (даже тип характера) заставляет жить в ритме "волн рыночной стихии", противиться подобному тиражированию человек массовой культуры чаще всего не способен.
Именно так может быть представлена социально-психологическая энтропия современной личности, что выражается в снижении ее сложности, оформлении в жестко структурированную и иерархизированную систему в рамках каналов массовой коммуникации, которые стараются не допустить языки культуры в индивидуальное сознание, заменив их языками обыденного понимания неподготовленных людей. Энтропия приводит к постепенному "размыванию", дисфункции личности как механизма эффективного социально-психологического регулирования. Этот процесс проходит параллельно с нарастанием маргинальности, с выходом все большего числа людей из зоны эффективной регуляции их сознания и поведения средствами доминантной в данном сообществе культуры. Падение эффективности процедур социализации членов сообщества, падение престижа легитимных способов достижения социального статуса и доступа к социальным благам закономерно обращает внимание на криминальные и противозаконные методы решения этих задач.
Утопическое сознание и тоталитарное воздействие на личность. В политологических и обществоведческих концепциях тоталитаризм нередко соединяют с утопией в единое целостное явление, но изначально они разные явления, каждый со своей культурно-исторической причинностью.
Утопия возникла в XVI веке как литературный жанр, и название закрепилось благодаря сочинению английского гуманиста Т. Мора "Золотая книжка о наилучшем устройстве государства или о новом острове Утопия" ("у-топос", от греческого — место, которого нет). Позже она вошла в культурный контекст современной европейской цивилизации как специфическая установка видения мира или даже универсальная черта личности, основанная на "принципе надежды" или как "недостижимое желанное". Утопическая личность некоторыми исследователями этого феномена представлена как прототип процесса индивидуализации.
Утопия как явление современного мира производит двойственное впечатление, поскольку имеет в своем целом разделение на практический интеллект и рассуждающую фантазию. Иногда бывает довольно трудно различить утопию и политическую программу или философско-социологическую доктрину будущего. Моралисты, тоже зачастую опираясь на извечную "порчу нравов", представляют современникам несуществующие совершенства в качестве идеалов и образцов поведения. Тщательная регламентация жизни, введение ее в рамки уставов тоже по сути своей утопичны. Многие воспитательные доктрины, проповедующие всяческие гражданские добродетели, создают видимость рационального обрамления для личности, но на деле пользуются несуществующими идеалами обычных человеческих качеств, иногда доводя их в предельном выражении до абсурда, при этом большая часть человеческой натуры просто отбрасывается как ненужная для общественного блага. Исторической загадкой XX века останется "мрачный государственный утопизм", принимающий грезы за государственные планы; еще интереснее для исторической психологии может быть понимание особенностей общественной психологии, в которой утопические рецепты могут быть приняты.
Тоталитарными в XX веке были признаны официальные культуры Германии, Италии, Китая, Вьетнама, Северной Кореи, СССР, сложившиеся в 20-40-х гг. Они были культурами абсолютной власти с такими общими чертами: культом народных вождей, разрастанием аппарата репрессий, централизованным использованием национальных ресурсов для державных задач и целей, контролем частной жизни и замены ее общественно-политическими целями режима. Тоталитаризм изначально "укрывается" политическим мессианством, проповедуя предопределенную, гармоничную и совершенную схему общественной жизни, к которой все должны быть устремлены. Затем он поддерживается пропагандой партийной идеологии, военизированным "порядком" и апологией "силы".
Любимые образы личности в тоталитарной системе — образы "атлета", "борца", "вооруженного воина", готовых к преодолению трудностей, выполнению почетного задания и т.п. В общей рамке также хорошо выглядят "величественный вождь", "женщина-героиня", ликующие при виде вождя народные массы, шествия, парады, картины "трудового порыва". В тоталитарном обществе закономерно присутствует культовая идеализация и нагнетание преувеличенного оптимизма; настоящее все время проецируется в "сияющее будущее", должное заслоняет в сознании сущее, в повседневности подчеркиваются мельчайшие элементы будущего "всеобщего рая". При этом насилие в таком обществе скорее закономерность; инакомыслие всех видов подвергается жестокой переделке; сам человек при помощи волевой перековки становится "новым" и в результате все общество, все слои населения становятся объектами целенаправленной селекции. Культурные деятели и продукты культуры тоже могут быть определены правителями как "лишние" и "ненужные", а также "вредные" и "опасные".
В настоящее время тоталитаризм осмыслен как феномен современного типа цивилизации с трудно изживаемыми последствиями для культуры общества, в котором он существовал. Считается, что он возникает на фундаменте особенной общественной ментальности, которая по разным причинам претерпевает исторические и функциональные изменения с акцентированием идеи "политического могущества", обеспечивающего самобытность нации.
Историческая психология современного общества и психологический историзм современного человека. Начиная с древнейших времен человеческой истории все время происходит создание и воссоздание искусственной среды обитания человека — культуры. Культура по-своему воспроизводит человека: речи не бывает без слов, мышления не бывает без представлений и понятий, памяти — без средств запоминания Человек творит культуру и творится из культуры, поэтому можно вполне говорить о "культурогенезе психики", в результате которого возникает множество новых функций и оформляется новое поведение. Сама культура тоже реагирует на изменения в человеке и она не просто его "учитывает", но обязательно реагирует на сильные и настойчивые сигналы из мира человека. В истории культуры вполне внятно представлены и главные цивилизационные "приключения человеческой души", исследованию и пониманию которых посвящает себя историческая психология.