Новое и оригинальное чаще всего открывается в очевидном и "банальном". Антитеза смеха не непонимание. Но и не плач. Антитеза смеха и плача (трагического, страдания), например, подвергалась сомнению не одно столетие, поскольку в этой аристотелевской антитезе общее основание в виде "слез как предельного выражения и горя, и смеха", не вполне очевидно и убедительно. Над антитезой комического и трагического продолжали размышлять многие. С конца XIX века стало очевидно, что понятие комического много сложнее и богаче, чем мир трагического. Содержание понятия "трагическое" гораздо более определенно в своем значении, чем комическое. Не случайно теоретики эстетики
Й. Фолькельт и Б. Кроче, размышляя над освещенной традицией антитезой трагедии и комедии, замену подыскивали именно трагическому, а вовсе не смеху. "Что противопоставить смеху в качестве полноценного смыслового антипода"?
Таким был вопрос, который они пытались решить, выбирая в пару к смеху то "возвышенное", то "трогательное", то "лирическое"[89]. Получалось, что горестному миру трагического противостоит радостный мир комического; но комическому как "радостному" противостоит не только трагическое, но и, например, "серьезное", "скучное", "трогательное", "возвышенное", "лирическое" и др.
В противовес всем предлагаемым антитезам мир комизма воспринимается как живой, подвижный и не вполне однозначный. И именно эта неоднозначность, неравновесность, стохастичность смыслового пространства мира комического не дает сформировать дефиницию смеха, не позволяет построить определение на единственном логическом основании.
Несмотря на многочисленные попытки мыслителей предыдущих эпох и современных исследователей, очевидным образом несовершенную антитезу Аристотеля "смех – трагедия" так и не удалось заменить ничем более убедительным. Не удалось, потому что при подборе любой другой антитезы нарушался главный логический принцип антитезы: противопоставлять друг другу противоположное, а не различное.
"Возвышенное" или "скучное", действительно не смешны, но они, так же, как и "трагическое", не несут и той радости, которую доставляет смех и, следовательно, не имеют с ним существенного единства в своем основании. Чье-то непонимание очевидного, действительно, может смешить; но оно, равно как и понимание, может огорчать, раздражать и даже приводить в бешенство.
"Однако если попробовать сопоставить между собой не внешнее, а внутреннее не наличное выражение чувств, а их смыслы, – то положение изменится – одно сразу же вырастает над другим. Ведь когда говорят "смех", то обыкновенно подразумевают всю его смысловую и историческую многомерность; при произнесении же слова "плач" чаще всего речь идет именно о плаче как таковом или, в крайнем случае, о чувстве тоски или огорчения. О каком же равенстве можно здесь говорить?"[90], – справедливо замечает Л.В. Карасев, и продолжает: "Плач одномерен и одномирен, "равен себе", независимо от того, идет ли он как ответ на страдание телесное или же как отклик на муку душевную: смысловая цепочка везде будет одна и та же – зло и вызываемые им слезы".
Смех, несмотря на свою неодномерность, неоднозначность, изменчивость и разнонаправленность (сарказм и ирония, добродушный юмор и злая сатира, веселье от вина и "смех сквозь слезы"; смех счастья и смех отчаяния), также обращен прежде всего ко злу в его разнообразных ипостасях: над глупостью или чрезмерным умом; над алогичностью или несообразностью внешности; над чрезмерно типичным или слишком оригинальным; над будущим, которое выдало неожиданно щедрый аванс счастья…
Общим содержательным основанием трагического и комического, таким образом, является зло, а различие определяется культурно-психологической позицией отношения к злу. Трагедия – это "пристройка" к злу "снизу", указывающая на психологическую победу зла над человеком; комическое, соответственно, это "пристройка" к злу "сверху", указывающая на победу человека над злом. "Возвышенное", "лирическое", "скучное" при таком подходе указывают на равенство отношения человека к злу и добру, на разную степень неактуализированности тношения к злу. "Возвышенное" – это подспудное ощущение зла и "профилактическая" победа над ним; "лирическое" – это явное преобладание добра над злом, но легкое ощущение опасения перед возможным злом.
Смех является важнейшим социокультурным механизмом психологически и морально-нравственно эффективного дистанцирования от переживания. Не ухода, полного отстранения от переживаний, что является характерным для маргинальной личности, а отходом на безопасное для духовного мира личности расстояние от психотравмирующей ситуации. Расстояние, которое является балансированием на грани добра и зла, страдания и радости, отчаяния и надежды.