4 Человек и экономика

Сфера экономической жизни общества представлена производством, распределением, обменом и потреблением товаров и услуг. В настоящее время можно говорить о разных эпохах в анализе экономической жизни общества. В 1615 году А. Монкретьеном было введено понятие "политическая экономия"[78], которое в наше время и вытесняет постепенно термин "экономика". Политическая экономия изначально служила теоретическим основанием для разработки системы мер по поддержанию государственного, а позднее – общественного благосостояния. Проблемы, актуальные для политической экономии (экономики) на разных этапах ее существования: проблема богатства и нищеты, всеобщего источника богатства, происхождения меновых пропорций, влияния культурных традиций на общественное производство и наоборот, проблема труда и капитала, принципов устройства экономических систем (например, современные экономические системы ориентированы на получение пользы и приобретение богатства, однако еще в первой четверти ХХ века некоторыми этнографами, – М.Моссом, Б.Малиновским, – было замечено, что архаическая экономика кардинальным образом отличалась от современной. По мнению Мосса – это экономическая система, обязывающая "давать, получать и возмещать и ставящая своей целью не накопление, а жертвование и расточение ради завязывания межклановых и межплеменных связей") и т. п.

Пожалуй, наиболее в нынешнем состоянии умов заметно влияние классической школы политической экономии, предложившей трудовую теорию стоимости. Согласно этой теории меновая стоимость товара определялась количеством общественно необходимого труда, затраченного на его производство, и противопоставлялось потребитель­ной стоимости, или сумме полезных свойств товара. Производитель­ный труд считался источником богатства, а разделение труда – универсальной формой общественного сотрудничества людей. В современ­ном виде этой теорией отрицается наличие "непроизводственной сферы" в обществе или непроизводительных видов труда. То есть любая деятельность предстает как труд.

В ходе развития политической экономии, не в последнюю очередь благодаря классикам политэкономии, на первый план постепенно вышли категории труда и творчества, накопления и расточительства, производства и стоимости (ценности). И в результате общего процесса гуманитаризации экономического знания и расширительного толкования экономических понятий возникли теории, уже не замыкающиеся в рамках хозяйственно-производственной деятельности общества, описание "экономики" в них фактически является описанием общекультурных стратегий. Примером последних могут служить близкие друг к другу теории Жоржа Батая и Жана Бодрийяра.

Батай противопоставил ограниченной экономике, главной проблемой которой является проблема недостатка, – экономику всеобщую, экономику расточительства, с ее главной проблемой избытка. Вся избыточная энергия, не воплотившаяся в рост организма или группы, не растраченная тем или иным способом приведет к застою или гибели. Неспособность растратить избыток ведет к катастрофе и краху системы. Поэтому жертвоприношения, роскошь и излишества, демонстративное потребление и тотальные поставки – являются социально-экономической необходимостью. Экономика нуждается в антиэкономическом принципе. Этот принцип – смерть. Смерть полагает "сверхизобильность и избыточность обменов": одна лишь погребальная трата бесполезна; смерть никуда не инвестируется и ничему не эквивалентна. В смерти отрицается закон стоимости и отвергаются категории ценности и пользы, что делает невозможным обмен ценностей и игру эквивалентностей, без которых невозможен дискурс политической экономии.

Согласно Бодрийяру, любое господство должно быть искуплено. Это может быть сделано скрытым и явным образом, в подлинной и мнимой форме – как симуляция искупления. Власть капитала "выкупается" через механизм труда, заработной платы и потребления. Необходимость экономики и ее исторического возникновения заключается, по его мнению, в том, что "обществу, ставшему гораздо крупнее и подвижнее первобытных групп, насущно требуется система искупления, которая была бы одновременно измеримой, контролируемой, бесконечно распространимой (в отличие от ритуалов), а главное, не ставила бы под угрозу процесс отправления и наследования власти; оригинальным и беспрецедентным решением данной проблемы как раз и оказываются производство и потребление…

Экономике удалось чудесным образом скрыть истинную структуру власти, поменяв местами составные части ее определения. В то время как власть состоит в том, чтобы односторонне одаривать (и, в частности, жизнью…), нам внушили как очевидность нечто прямо противоположное: будто власть состоит в том, чтобы односторонне брать и присваивать себе. Под прикрытием этого гениального фокуса может и впредь осуществляться действительное символическое господство[79], так как все усилия угнетенных попадают в ловушку: они пытаются отобрать у власти взятое ею у них или даже "взять власть" как таковую, – не видя, что тем самым лишь содействуют своему угнетению.

На самом же деле и труд, и зарплата, и власть, и революция должны быть переосмыслены наоборот:

– труд не является эксплуатацией, а даруется капиталом;

– зарплату не завоевывают, а тоже получают в дар; служит она не для покупки рабочей силы, а для искупления власти капитала;

– медленная смерть от труда есть не пассивное страдание, а отчаянный вызов одностороннему дару труда со стороны капитала;

– единственный эффективный отпор капиталу в том, чтобы отдать ему даримое, а это символически возможно только через смерть"[80]. Отделенная от смерти жизнь – это форма односторонней направленности производства и накопления, пока жизнь и смерть разделены они обе подпадают под власть экономики, но в слиянии они преодолевают экономику в формах праздника и траты. И по Батаю смерть и сексуальность – "это просто кульминационные моменты праздника, который празднует природа с неисчерпаемым множеством живых существ; и та и другая имеют смысл беспредельного расточительства, которое осуществляет природа наперекор желанию каждого существа продлиться".

Добавить комментарий