Если оставить в стороне все экзотические гипотезы происхождения человека в результате вмешательства внеземных цивилизаций (а в другой Галактике он как появился?), или как результата Божественного творения (а как в этом случае протекал этот процесс в действительности, и каковы механизмы вписывания человека Богом в природу?), то следует признать необходимость исследования антропосоциогенеза как процесса естественного становления человека на Земле. Антропосоциогенез осуществлялся в следующих направлениях.
морфогенез. В современной науке существует точка зрения, согласно которой первая стадия антропосоциогенеза не сопровождалась изменениями морфологии гоминид и собственно "антропогенеза" в этот период не было. Многие французские антропологи и нейроморфологи и некоторые отечественные исследователи настаивают, что строение головного мозга у "сапиентизирующихся" и "несапиентизирующихся" гоминид практически одинаково, хотя функции мозга у них отличаются.
Анализ исследований по проблемам видообразования в антропосоциогенезе свидетельствует, что главные трудности типологического определения прямоходящих обезьян – люди или животные? – лежат в традиционных представлениях о ведущей роли морфологических критериев в процессах видообразования. Но проблема в том и состоит, что единого комплекса морфологических критериев, характеризующих меру "человечности" австралопитековых не выявлено, причем отсутствие таксономических критериев для австралопитековых, являющихся "промежуточным звеном" между человеком и животным, не мешает выделять единый комплекс морфологических критериев человека. каким образом это возможно?
В ходе антропосоциогенеза демонстративно нарушен принцип постепенности в развитии филетических форм: установлено, что Homo habilis, исторически предшествовавший Homo sapiens, обладал более совершенным способом локомоции, тогда как у исторически более поздних питекантропов строение стопы отличалось большей примитивностью[52]; ископаемые черепа более ранних гоминид обладали более прогрессивными характеристиками, чем более поздние неандертальцы[53], черепа которых имели значительно выраженные гребни, большую толщину костей и другие специфические обезьяньи признаки; характерные морфологические колебания внутри популяции гоминид имели необычайно широкие пределы, в гораздо большей степени перекрывающие пределы изменчивости характерных особенностей современного человека[54]. Это заставляет исследователей проблемы определять характер антропосоциогенеза как фамногетический[55], т. е. как разнонаправленный процесс. Но и в этом случае проблема не оказывается решенной, ибо остается не раскрытым другой, не менее значимый вопрос: почему в ходе антропосоциогенеза регулярно повторяются случаи регрессии ряда морфологических признаков и почему при всех модификациях морфологии и небывалом размахе изменчивости[56] все гоминидные формы сохраняют обычную интенсивность видообразовательного процесса и обладают стойким сходством по признаку способа локомоции?
Можно согласиться с И.И. Шмальгаузеном, сделавшим вывод в ходе исследования закономерностей эволюционного процесса о том, что "вся организация в целом никогда не конвергирует". "Схождение признаков касается в основном лишь тех органов, которые непосредственно связаны с данными (т.е. сходными) факторами внешней среды, т. е. лишь части эктосоматических органов. Во всей остальной организации обычно не только остаются изначальные ее различия, но они могут еще усиливаться благодаря продолжающейся в общей дивергентной эволюции"[57]. Но в антропосоциогенезе конвергировала вся морфофизиологическая организация сообществ, несмотря на различия в факторах внешней среды для разных групп гоминид, и конвергировала тем интенсивней, чем интенсивней осуществлялась дивергенция морфофизиологии особей, ведущая к распаду целостности гоминидного комплекса. Единственно стабильным морфологическим показателем участия в антропосоциогенезе являлась двуногая локомоция, которая, как уже отмечалось выше, так и не получила в конечном итоге эволюционно завершенную морфологическую структуру-носитель этой способности.
Философско-методологический анализ исследований по проблемам видообразования в антропосоциогенезе свидетельствует, что главные трудности типологизации определения переходных форм – люди или животные? – лежат в традиционных представлениях о ведущей роли материальных (в данном случае – морфологических) критериев процессов движения. В случае антропосоциогенеза речь идет не просто о видообразовательном процессе, а о переходе к качественно иному, принципиально новому для мира природы способу структурной организации реальности, в рамках которой возникают не новые структурные составляющие биологического субстрата, а новые функции
уже имеющихся элементов структуры. Именно новые функции морфофизиологического строения, а не "новая морфофизиология", взятая сама по себе, качественно меняет структурно-функциональные характеристики биологического субстрата, и потому вряд ли правомерно искать качественное отличие человека от животных и его "норму" в морфологии.
Д. Джохансон и М. Иди[58]
выдвинули гипотезу, согласно которой прямохождение и дальнейший процесс очеловечивания был обусловлен необходимостью изменения стратегии воспроизводства части высших приматов ради сохранения вида. Гипотеза базируется на признании теоретической биологией двух основных стратегий производства организмов: R-стратегии и K-стратегии. В первом случае стратегия строится на продуцировании организмом огромного количества потомства, причем на каждую его единицу затрачивается минимальное количество энергии родительских форм. Эта стратегия в крайнем своем выражении представлена устрицей, которая производит ежегодно до 500 млн яиц, из которых выживает и достигает зрелого возраста лишь незначительная часть.
При альтернативной K-стратегии родительские формы затрачивают на производство потомства суммарно равное R-стратегии количество энергии; но эта энергия распределена среди минимального количества потомства, отчего энергетические затраты на каждую единицу потомства возрастают. Предельный случай K-стратегии – высшие антропоиды, самки которых производят одного детеныша в 5–6 лет, что в итоге составляет 2–3 детеныша за весь детородный период. Если R-стратегия имеет тенденцию к унификации организмов, то K-стратегия ведет в конечном итоге к снижению численности вида, невзирая на высокие адаптивные возможности каждой особи в отдельности.
Выход из эволюционного тупика K-стратегии был найден в виде перехода к двуногости. Двуногая локомоция не снижала эволюционных завоеваний вида в приобретении высокого коэффициента церебрализации, но позволяла самке повысить "коэффициент рождаемости" и создать "запас потомства".
Потерявшая при переходе к прямохождению способность к быстрому бегу, женская особь компенсировала эту утрату сохранением жизненной энергии, необходимой для вынашивания, вскармливания и воспитания "дополнительного" количества потомства. Экономия сил позволила сформировать круглогодичный эструс, который у "менее продвинутых" высших антропоидов тормозится до тех пор, пока детенышу не исполнится примерно пять лет. В.Грант[59], стоящий на близких позициях по представлениям о биологических механизмах очеловечивания, считает, что "неповоротливость" самки давала и другой положительный поведенческий эффект по инициации сапиентизации: самцы стали вынуждены постоянно охранять самку и потомство, что заново сплачивало группу и заставляло ее искать новые коммуникационные связи, заполнявшие время "вынужденного" совместного пребывания в условиях непрямой биологической необходимости.
Однако переход к прямохождению не мог однонаправленно детерминировать сапиентизацию у всех высших антропоидов: двуногость стала "ключом" не только к "социализации", но и для специализации морфофизиологии. Часть способных к прямохождению высших антропоидов пошла не по пути реорганизации сообществ, а посредством увеличения массы тела. Но в этом случае вся высвобожденная энергия стала тратиться на добывание растительной пищи, а когнитивный потенциал членов таких сообществ так и остался невостребованным.
Поведенческие модификации в антропосоциогенезе. Следует признать, что только устойчивое во времени неаддитивное пересечение различных морфологических цепочек внутри пределов "массивные – грацильные прямоходящие антропоиды" могло создать эффект очеловечивания. К сожалению, традиционные представления классической науки, у которой слишком много сторонников в медицине, стремятся придерживаться принципа суперпозиции, согласно которому свойства систем практически не изменяются при изменении их состояния. Принцип суперпозиции предполагает, что эффекты неаддитивности и нелинейности, обнаруживаемые в действительности мышлением, относительно легко устраняются посредством соответствующего специфике объекта преобразования теоретической системы его описания, отсекающей все "мешающее" и "неукладывающееся" в линейные мыслительные конструкции.
Так, априорная В-Себе-Уверенность линеаризованного мышления не может даже допустить предположения о возможности существования "органов психических способностей человека" вне его телесной организации, поскольку в биологическом мире психической жизнью особи "ведает" именно телесная организация. Между тем мыслители, "имеющие мужество пользоваться собственным умом"
(И. Кант) вне зависимости от представляемого ими философского направления, в настоящее время обязательно приходят к признанию необходимости исследования феномена человека с принципиально новых научных позиций. Так, известный современный французский биолог, гуманист и теолог Тейяр де Шарден писал: "Для окончательного решения вопроса о "преимуществе" человека над животными (его необходимо решить в интересах этики жизни, так же как в интересах чистого знания) я вижу только одно средство – решительно устранить из человеческих поступков все второстепенные и двусмысленные проявления внутренней активности и рассмотреть центральный феномен – рефлексию"[60], поясняя, что считает рефлексию приобретенной человеческим сознанием способностью сосредотачиваться на самом себе и овладевать собой как предметом, обладающим своей специфической устойчивостью и своим специфическим значением; способностью не просто сознавать, а сознавать самое себя; не просто знать, а знать, что знаешь. Эволюция по Т. де Шардену есть, прежде всего, психическая трансформация, история становления сознания, завуалированная морфологией.
Подобный подход к проблеме происхождения человека в очень корректной форме ставит под сомнение основные положения дарвиновской теории эволюции, противоречащей самой себе, с одной стороны, утверждением, согласно которому у "высших форм" всегда есть морфологические преимущества по сравнению с исторически предшествующими формами; а с другой – предпочитающей "не замечать", что телесная организация человека ставит его в гораздо менее выгодные условия воспроизводства, нежели та, которая характерна для его исторических предшественников (и которым не требуется создавать ради сохранения вида, например, специальный "институт" акушерства и гинекологии).
Представляется, что антропосоциогенез, имеющий в своем основании соответствующие биологические предпосылки (гоминидная триада), относительно последовательно реализовал в гоминидных сообществах прежде всего эволюционные потенции психики высших животных. Антропологи все чаще склоняются к мысли, что в антропосоциогенезе психика стала играть более важную роль, чем физические признаки[61].
Имманентная изменяемость любого процесса качественного преобразования вовсе не означает неуклонного и непрерывного изменения всех сторон преобразующегося изоморфа одновременно и однонаправленно. В любых переходных состояниях развития (вода при температуре, равной = 0 ºС или 100 ºС; при болезни; в период социальных революций и т. п.), этих сугубо нелинейных областях действительности, возможны и свои "космосы" (если воспользоваться античными терминами "хаос" и "космос"), т. е. устойчивые динамические структуры, неравновесная целостность которых обеспечивается наложением друг на друга множества "хаосов", охарактеризовать сущность которых возможно только через категории "интенсивность", "изменения структуры", "синергетические эффекты" и т. п. Наиболее устойчивыми в переходных состояниях развития оказываются как раз не статичные, а динамичные структуры исходного качества. Но наиболее пластичной и динамической структурой высших антропоидов является психика. Следовательно, именно она несла на себе в период антропосоциогенеза основную нагрузку по сохранению и изменению исходной формы.
Вместе с тем, следует отметить, что, хотя большинство современных биологов отказалось от всех теорий скачкообразного развития под влиянием философии популяционного мышления; хотя обнаружена высокая изменчивость природных популяций и осознано, что высокая изменчивость дискретных генетических факторов при условии их достаточного числа и относительно малых разрывов между ними может проявляться в непрерывной изменчивости конкретного организма и т. п., проблема механизмов формирования человека продолжает оставаться одной из наиболее непонятных для науки.