2.4. Этнопсихологические проблемы исследования личности и группы

Этническая вариативность социализации и регуляции поведения.Изучение процесса социализации в этнопсихологии связано с поиском ответов на ряд вопросов. Как дети усваивают культуру своего народа? Какие существуют связи между воспитанием детей и другими аспектами жизнедеятельности общества (в частности, этнической картиной мира и культурогенезом)? Чем отличаются друг от друга дети, выросшие в разных социокультурных средах? Как связаны традиционные методы воспитания с характером взрослого человека? Все эти и многие другие подобные вопросы имеют непосредственное отношение к процессу «вхождения ребенка в культуру своего народа», осуществляемого посредством социализации и инкультурации.

Социализация представляет собой интеграцию индивида в человеческое общество, приобретение опыта, связанного с исполнением социальных ролей. Социализация проходит в институтах социализации и завершается к совершеннолетию. Процесс социализации приводит к оформлению у взрослого человека социальной компетентности в виде знания и исполнения общественных правил и норм, а также возможности их осознанного и ненасильственного преодоления при индивидуальной или общественной необходимости.

Инкультурация протекает как процесс освоения присущего наличной культуре миропонимания и выработке у конкретного человека на ее основе когнитивного, эмоционального и поведенческого сходства (подобия) с членами данной культуры в отличие от представителей другой культуры. Она начинается с первого вздоха, протекает всю жизнь и базируется только на собственном опыте, чаще всего минуя специальное обучение. Процесс способствует проявлению в человеке культурной компетентности в виде знания и правильного использования языка, уважения ценностей и поддерживания социально значимых ритуалов как символических атрибутов своей культуры.

Процесс социализации подробно рассматривается в курсе возрастной и социальной психологии, поэтому здесь важно уделить внимание редко освещаемому в психологии процессу инкультурации, этапы которого совмещены со специфически различными возрастными этапами – детством и взрослостью.

 

Детство как этап инкультурации оформляется в рамках принятой в обществе детской культуры. На этом этапе происходит усвоение языка, норм и ценностей культуры общества; процесс осуществляется активно, но не вполне самостоятельно, так как взрослый с помощью поощрений и наказаний направляет ребенка, ограничивая его в выборе и оценках. Взрослость как этап инкультурации характеризуется зрелостью или таким состоянием сознания, которое позволяет индивиду осуществлять инкультурацию выборочно и самостоятельно, глубоко погружаясь в одни сферы и игнорируя другие, поскольку в своей жизни каждый отдельный человек может использовать далеко не все возможности культуры.

Несмотря на различие оба этапа поддерживаются культурной трансмиссией – переданными по наследству этнокультурными образованиями, которые переходят от родителей к детям (вертикальная культурная трансмиссия), осваиваются в среде сверстников (горизонтальная культурная трансмиссия) и приобретаются в образовательных учреждениях, государственных и общественных организациях и трудовых коллективах (непрямая, опосредованная культурная трансмиссия).

Самостоятельные процессы социализации и инкультурации переплетаются между собой, так как поддерживаются одними и теми же социокультурными персонажами: опекуна, или человека, осуществляющего уход за ребенком и удовлетворяющего его физиологические и эмоциональные потребности; авторитета,или того, кто собственным примером прививает ребенку культурные ценности и нормы; дисциплинатора, или того, кто распределяет наказания; воспитателя, или человека, целенаправленно обучающего ребенка, передающего ему соответствующие знания и формирующего навыки; компаньона, или того, кто участвует в совместной с ребенком деятельности на более или менее равных правах; сожителя,как человека, который просто проживает вместе с ребенком.

Очевидно, что в разных культурах степень влияния на ребенка этих людей может быть различной. Если в одном обществе ребенок считается собственностью матери, то в другом он от рождения будет принадлежностью общества, которое активно занимается его воспитанием. Следует отметить, что сам смысл терминов мать–отец–родство тоже существенно варьируется в разных культурах; например, в традиционных обществах различаются «мать – рождающая», «мать – кормящая», «мать – воспитывающая»; родство тоже различается как биологическое, социальное, символическое и т.д.

Регулятивная функция культуры стала очевидной в ходе научного познания социальных и этнических феноменов только в ХХ в. и особенно ярко проявилась в изучении специфики поведения людей разных культурных традиций. При этом познающие поведенческую специфику исследователи обычно делали такую значимую оговорку: «для общества существуют совсем не все поступки индивида, а только те поступки, которым в данной системе культуры приписывается некоторое общественное значение» [Лотман, 1992, с. 297]. Этим подчеркивалось, что культура повсеместно определяет только социотипическое поведение личности или такое поведение, которое выражает типовые программы культуры данного общества и регулирует поведение человека в стандартных ситуациях, что освобождает его от принятия индивидуальных решений [Асмолов, 2001, с. 304].

Среди основополагающих регулятивных осей для различения культур в настоящее время наука принимает следующие:

· индивидуализм–коллективизм;

· степень терпимости общества к индивидуальным или групповым отклонениям от нормы;

· степень избегания неопределенности и, соответственно, потребность в формальных правилах;

· оценка природы человека как «хорошей», «дурной» или «смешанной»;

· допустимый уровень эмоционального выражения (степень экспрессивности);

· близость контактов, допустимых в общении (дистанции и прикосновения);

· высокая или низкая контекстность (максимум или минимум различий в поведении в зависимости от ситуации);

· дистанция между индивидом и властью;

· стереотипизация человеческих качеств как только мужских или женских.

Как видим, в эти измерения культур положены в основном психологические оппозиции. С ними непосредственно связаны: ориентиры разных культур на прошлое, настоящее и будущее; ориентиры на внешнее выражение (казаться) или на внутреннее содержание (быть). Важным считается также тот факт, живет ли человек в письменной или бесписьменной культуре (Ю.М. Лотман), так как письменная культура ориентирует человека на поиск личностных причинно-следственных связей (авторство жизни), а бесписьменное общество переносит выбор поведения во внеличностную среду (принимаются во внимание обстоятельства и условия благоприятного/неблагоприятного влияния людей и ситуаций).

В культурологических исследованиях также подтвердилось, что существенное значение для регуляции поведения имеет принятое в культурантропологии различение фундаментальных ориентаций культуры, которые выражены представлением о так называемых «культуре стыда» и «культуре вины» [Кон, 1979, с. 85–113]. При том, что «вина» и «стыд» как механизмы социального контроля представляют собой скорее нравственные ориентиры, чем социальные регуляторы, наряду с такими психологическими явлениями, как «долг», «ответственность», «совесть», «достоинство», они в некоторых культурах имеют сверхважное значение в образцах правильного социального поведения.

Проблема этнической идентичности. Проблему этнической идентичности и тесно связанные с ней межэтнические отношения в науке относят к предметной сфере социальной психологии, в которой межэтнические и межгрупповые отношения понятийно не разделены, что не отражает сферу интересов этнопсихологии. Для этнопсихологии важно не столько реальное групповое поведение, на котором строятся межэтнические отношения, сколько предубеждения, исходящие из стереотипии восприятия отдельными представителями этноса друг друга. На этом основании этнопсихологам показалось необходимым рассматривать межэтнические отношения не как межгрупповые, а как межличностные при условии, что личности принадлежат конкретным и хорошо различимым группам-этносам, а этничность по какой-либо причине становится в общении более значимой, чем возрастные, половые или профессиональные различия.

Психологическую детерминацию межэтнических отношений принято рассматривать в связи с процессом категоризации, с помощью которого люди распределяют объекты и события по группам, интерпретируют окружающий мир и свое место в нем, а также сознают определенный «образ мира». Для современной культуры определяющим признаком этого процесса является уже упоминавшийся принцип деления на Мы и Они как биполярное деление на «добро–зло», «свет–тьму».

Дифференциация людей по этническому признаку извне или этническая идентификации изнутри способствует оформлению этнической целостности как вполне определенной группы (общества) на фоне ценностного и эмоционального значения, придаваемого человеком членству в группе. Рассматривая эту целостность, в науке все же принято разделять понятия и проблемные поля «этничности» и «этнической идентичности».

Этничность – это социальная категория, связанная с отнесением человека к определенной этнической группе по ряду объективных признаков (этнической принадлежности родителей, месту рождения, языку и культуре). Она приписывается индивиду обществом и может не совпадать с этнической идентичностью, которая достигается индивидом в процессе конструирования социальной реальности на основе этнической принадлежности. Она может не совпадать и с декларируемой идентичностью (причислением человека себя к определенной этнической общности), которая проявляется в самоназывании и в свою очередь тоже может регулироваться социальной ситуацией.

Этническая идентичность – это социально-психологическая категория, которая относится к индивидуальному осознанию принадлежности к той или иной этнической группе. Но если в повседневной жизни человек по какой-либо причине воспользуется сознательным «переключением этнических кодов» (которое обычно не затрагивает подлинной этнической идентичности, возникающей какрезультат более или менее длительного когнитивно-эмоционального процесса самоопределения индивида в социальном пространстве относительно окружающих его этносов), тогда не только осознание, но и принимающее или отвергающее оценивание, позитивное или негативное переживание своей принадлежности этносу будет составлять его усложненную таким образом этническую идентичность. Поэтому необходимо скорректировать определение категории и вновь представить его как культурно оформленную социально-психологическую категорию, которая соотносится с переживанием отношений «Я» и окружающей этнической среды сообразно отождествлению себя с одной этнической общностью и отделению от других. Заметим, что это определение несет в себе не только осознаваемый, но и более глубокий неосознаваемый слой.

Очень важным в последнее время считается представление о реальной вовлеченности в социальную и культурную практику этнической группы. Например, можно использовать язык, иметь определенную конфессиональную принадлежность, участвовать в социальных и политических организациях, поддерживать культурные традиции, но при этом привычные действия в реальной жизни и глубокие чувства принадлежности к этнической группе могут не иметь пересечений. Важно также упомянуть обнаруженные в отдельных исследовательских случаях парадоксы этнической идентичности, когда человек идентифицирует себя с этнической общностью, но не пользуется языком, не поддерживает обычаи своего народа.

При такой сложности проблемы этнической идентичности важно определиться с правильным ее обнаружением в этнопсихологическом исследовании. Стабильными этнодифференцирующими признаками, на основе которых осуществляется этническая идентификация, считаются: язык, ценности, нормы, историческая память (временная общность со своим народом), представление о родной земле (территориальная общность со своим народом), миф об общих предках и культурных героях, система родства и свойства, религия и формы поклонения, проявления в личности черт национального характера, а также народное искусство, особенные национальные предметы быта, гордость за достижения предков и современников в сферах искусства, науки, техники и т.п. Особенным фактором считается явление этнической эндогамии, согласно которому индивидуально поддерживается запрещение браков с представителями «чужого» народа.

Становление этнической идентичности (согласно Ж. Пиаже, изучавшего концептуализацию национального самосознания у детей) происходит в следующие возрастные периоды: слабо дифференцированно она присутствует уже в 3–4 года (диффузная идентификация); более выражена, хотя и фрагментарна у детей в 6–8 лет; в полном объеме, вплоть до аргументирования подростками своих патриотических чувств, она появляется в 10–11 лет. В ходе жизни этническая идентичность дооформляется посредством накопления социального опыта в плане этнической осведомленности, этнической вовлеченности, этнической константности.

В результате человек осознает свой этнический статус, который существует на протяжении жизни как явление в целом постоянное, так как трудно поддается изменению. Некоторая трансформация возможна только под влиянием социального контекста, возникающего при переопределении в обществе отношения к той или иной этнической группе, которой человек принадлежит; либо он сам переосмыслит роль и значение своей этничности для общечеловеческой истории и культуры.

Можно еще упомянуть о так называемом синдроме навязанной идентичности, при котором у человека возникает особая значимость его этнической принадлежности, порой вопреки его воле. Такое случается в полиэтнической среде в ситуации межэтнического общения, осуществляемого с позиции разделения общества по принципу большинства или меньшинства, если этническая принадлежность влияет на социальный статус человека независимо от его личных качеств и способностей или при непринятии навязываемых этнической культурой жизненных ограничений.

Проблема национального характера.Представление о существовании национального характера вначале появилось в записях путешественников, наблюдавших жизнь другого народа и личные особенности других представителей. Позже, в научных описаниях, делались попытки представить национальный характер то в виде особенностей темперамента, то в виде списка личностных черт или доминирующих ценностных ориентаций (например, отношения к власти, к труду и т.п.). Но постепенно во всех подобных исследованиях были подобраны другие термины – культурная конфигурация, базовая или модальная личность, которые считались научно более ясными для последующего эмпирического наполнения.

В итоге множественные толкования национального характера заменили вопросом: существует ли вообще явление, которое можно было бы так назвать? По этому поводу культуролог Г. Гачев писал: «Национальный характер – очень хитрая и трудноуловимая материя; ощущаешь, что он есть, но как только пытаешься определить, он часто улетучивается, и ловишь себя на том, что говоришь банальности». Но даже если «национальный характер» не имеет терминологической четкости, а представляет собой полуфилософскую-полупоэтическую метафору, интересно выделить некоторые принципы, в соответствии с которыми один народ отличается от другого в некоторых типических особенностях.

По предложению социолога И.С. Кона, чтобы понять характер народа нужно хорошо изучить его историю, общественный строй и культуру. Но в такой работе индивидуально-психологических методов, которыми привыкла пользоваться психология, будет явно недостаточно. По предложению социального психолога Г.М. Андреевой рассматривать национальный характер лучше всего не как набор черт, а как структуру, где каждая черта имеет определенную степень выраженности соответственно специфике своего проявления (например, трудолюбие присутствует как черта у многих народов, однако у немецкого народа она выражается в тщательном расчете, размеренности и экономности, а у японцев она зачастую имеет облик самозабвенного наслаждения). Но такое исследование тоже будет иметь существенные трудности, так как вне ценностного контекста культуры никакие качества рассматривать нельзя, а на него влияют как традиции, так и исторические условия: например, трудолюбие в ситуации подневольного труда может не иметь качества добродетели или может вообще не иметь никакого значения, если на первое место выведены другие ценности.

В настоящее время в разработке представления о национальном характере как наиболее плодотворный принят исторический подход, основанный на принципах социального и культурного детерминизма. Используя его, исследователь отказывается от изучения отдельных характерных черт и переходит к анализу осознанных и неосознанных коллективных психологических установок, поведения и устойчивых форм мышления. Этот подход сближает понятие национального характера с представлением о ментальности, которая трактуется как «система образов, которые лежат в основе человеческих представлений о мире и о своем месте в этом мире и, следовательно, определяют поступки и поведение людей» [Дюби, 1991, с. 52]. В подобной трактовке оно оказывается близко русскому слову «миропонимание», которое присутствует и в отдельной общности, и в исторических временах, переживаемых общностью как отдельные эпохи.

Феномен этноцентризма.Этноцентризм в социальной психологии обычно рассматривается как наглядный и яркий пример действия одного из специфических механизмов межгруппового восприятия – внутригруппового фаворитизма. В научной транскрипции его можно представить как особое предпочтение своей группы в сравнении с другими подобными группами.

Термин этноцентризм

впервые употребил У. Самнер (1906), вкладывая в него общий смысл, связанный с тенденцией рассматривать другие этнические группы сквозь призму традиций и ценностей собственного этноса как эталона. Основные показатели этноцентризма описали М. Бруэр и Д. Кэмпбэлл; при этом на первом месте оказалось восприятие норм и ценностей своей группы как правильных и естественных, а норм и ценностей другой группы – как неправильных и неестественных, что обеспечивает подход к своим социально-культурным обычаям как универсальным и неизменно дополняется предпочтением своей этнической группы при отрицании или даже враждебности к другим группам и их членам.

Надо сказать, что этноцентризм как социальный феномен неоднозначен. В его функции включено не только поддержание позитивной идентичности внутри некоего этнического сообщества, но и создание «охранительных» барьеров в межэтническом общении и взаимодействии, что иногда выражается в серьезных коммуникативных трудностях. Но так как этноцентризм не обязательно выражается в нега­тивизме по отношению к чужой группе, а бывает также благожелательным и гибким, то его считают более социальным, нежели культурным явлением. Есть этносы, которые настроены на коллективизм и, соответственно, более этноцентрированы; но при общей ориентации культуры на гармонию и лад в межгрупповых отношениях этническая предвзятость у них бывает выражена слабо.

При наличии межэтнического конфликта или в случаях этнической миграции (особенно вынужденной) этноцентризм может проявляться ярко и воинственно. С точки зрения патриотического воспитания эта форма этноцентризма считается разрушительной даже для собственной позитивной идентичности этноса. Выросшие в ситуации этнокультурного противостояния поколения ничего кроме ненависти или страха по отношению к другим народам не испытывают и оказываются часто не в состоянии не только наладить нормальную жизнь для своего народа, но и обеспечить личностное совершенствование вне боевых действий. В политике состояние воинствующего этноцентризма используется в реакционных, захватнических доктринах.

Сверхразрушительным можно назвать этноцентризм, существующий по принципу противостояния одного этноса и всего остального мира (так называемая полная этнодифференциация). Для поддержания исключительного положения в мире какого-либо одного народа в коллективное сознание этноса обычно включается регрессивная позиция древнего противопоставления «люди–нелюди», которая оправдывает агрессивную внешнюю политику, оправдывает практику ведения захватнических войн и геноцида (на протяжении прошедшего столетия примеров этому было довольно много). Эмпирическим индикатором межгрупповой дифференциации в форме противостояния считается эффект зеркального восприятия, при котором враждующие стороны приписывают одни и те же позитивные качества себе, а негативные – противоположной стороне. Иначе говоря, «образ врага» создается один и тот же, но с разных сторон, при этом вклад каждой стороны полностью симметричен вкладу противоположной.

Наиболее плодотворной в плане установления добрососедских

меж­этнических отношений считается тенденция к этнической дифференциации в форме сопоставления,или так называемой «миролюбивой нетождественности» [Поршнев, 1973]. Эта позиция помогает выработать адекватное и мирное отношение к другой этнической культуре вне жесткой критики или уничижения. Тем не менее сближение всех наций в форме общечеловеческой интеграции специалистам пока представляется сомнительным.

Этнические стереотипы и межэтнические отношения.Основными механизмами межгрупповой этнической дифференциациив повседневности являются атрибутивные процессы, которые в широком смысле понимаются как субъективная и пристрастная интерпретация индивидом окружающего мира. В социальной психологии они известны как стереотипизация и каузальная атрибуция. Стереотипизация осуществляется в виде приписывания индивиду общих черт группы, которой он принадлежит, а каузальная атрибуция состоит в приписывании причин поведения и достижений индивидов на основании их групповой принадлежности. Рассмотрим эти процессы подробнее.

Общепризнано, что стереотипизация играет в целом очень важную роль в создании и поддерживании межгрупповых отношений. Считается, что стереотипы призваны ориентировать человека в бескрайнем море социальной информации, экономят его усилия при восприятии сложных социальных объектов, а также определенным образом защищают его ценности, позиции и права от нападок извне. Это действительно так, тем не менее за понятием о стеореотипе повсеместно закреплен также образ откровенно негативного предубеждения. Для науки важны различные точки зрения, так как они могут актуально присутствовать при создании того или иного этнического портрета. Чтобы понять значение этого явления для этнопсихологии, обратимся к известным в науке истолкованиям природы и сути процесса стереотипизации.

Чаще всего этнические стереотипы представляют собой упрощенные этнические картины мира одного этноса для другого; также эти стереотипы представлены общепринятым приписыванием специфических качеств представителям того или иного народа в целом. Эти образы входят в индивидуальное сознание человека обычно задолго до ясного представления о тех этнических группах, которым он сам при-надлежит, и формируются разными, обычно опосредованными, путями: благодаря чужому (чаще всего родительскому) мнению, литературным источникам, образам искусства и реже – через непосредственные контакты с людьми другой национальности (расы).

Одна из принятых в науке версий истолкования стереотипа представляет его как следствие категоризации при фокусировании внимания на характеристиках, помогающих воспринимать других людей как похожих или отличных. При этом чистая категоризазия – «это русский, а это не русский» – стеоретипа не создает. Психологический процесс стереотипизации проходит, как правило, под влиянием существующих между этническими группами как социально-психологических, так и чисто социальных или политических отношений. Сложность этих отношений как бы «сворачивается» и «упаковывается» в яркий когнитивно-эмотивный образ-ярлык (сообразно принципу «экономии мышления), который впоследствии избавляет воспринимающее сознание от необходимости мучительно вырабатывать свое отношение к неизвестному объекту.

Создатель теории «самокатегоризации» Дж. Тернер считает, что упрощать явление стереотипии неправомерно, поскольку оно не низшая, но особенная форма восприятия реальности, при которой происходит оценка не количества, а социального значения информации. При этом дополнительно защищается социальная идентичность индивида, которая опирается на принимаемые индивидом социальные ценности и нормы (с этим связано известное стеоретипное «огрубление» социального объекта). Все сложно коррелирует с таким явлением как

этнический статус, что и предполагает преимущественное развитие негативных или позитивных авто- и гетеростереотипов, вплоть до формирования своей этнической «особости», в чем бы она ни выражалась.

Дополнительно акцентируем очевидный для многих исследователей этностереотипов вывод: враждебные и полные предрассудков

этнические стереотипы обычно есть факторы социального (а также политического), а не психологического порядка. А к сложным и конф­ликтным взаимоотношениям представителей различных групп могут привести не только эмоционально негативные (презрение), но и позитивные (восхищение) стереотипы, если они окажутся в зоне действия эффекта «неоправданных надежд» и «разочарований».

Каузальная атрибуция в межэтнических отношениях имеет особое значение, так как, по мнению многих исследователей, очень часто межэтнические напряжения и конфликты возникают из-за неумения правильно истолковать причины того или иного поведения другого этноса.

Каузальная атрибуция считается, во-первых, социальной, так как возникает и развивается в ходе социального взаимодействия индивидов и под влиянием социальной информации; во-вторых, групповой как с точки зрения объекта ее направленности, так и с точки зрения рассматриваемой реальности. Ее основная функция – формирование, поддержание и усиление позитивной групповой идентичности; при этом используется преимущественно этноцентристкое атрибутирование (предпочтение представителей своей группы или внутригрупповой фаворитизм), которое тем не менее не признается универсальным. При некоторых условиях этнические группы могут проявить тенденцию к обесцениванию своей группы и выбору в качестве предпочитаемой другой этнической группы, обычно доминирующей в обществе. Важно отметить, что при благоприятных условиях межэтнического взаимодействия – при отсутствии явных конфликтов и равенстве статусов – этноцентристские атрибуции ослабевают в пользу социальных (например, профессиональных и пр.).

В настоящее время считается доказанным, что при наличии любых социальных стереотипов их содержание чаще всего используется  для причинного объяснения поведения. Иначе говоря, основанные на стереотипах ожидания становятся предпосылкой для образования у индивидов социальных атрибуций. Образуется своего рода «замкнутый круг»: в атрибутивном процессе каузальная атрибуция способствует образованию стереотипов, а стереотипы помогают образованию каузальных атрибуций; при этом оба названных процесса (стереотипизация и каузальная атрибуция) обладают относительной самостоятельностью и друг к другу не сводятся. В частности, склонность индивида рассматривать поведение другой группы сообразно привычному причинному комплексу может привести к тому, что отдельные (возможно, даже яркие и заметные) стереотипы будут им проигнорированы. В этом случае чаще всего действует так называемый мотив «защиты образа» некоторой группы как предпочитаемой или отвергаемой.

Сущность, содержание и возможность урегулирования межэтнических конфликтов.Особенность этнических конфликтов заключается в том, что, различаясь в целом как насильственные и ненасильственные, они помимо социально-экономических, территориальных и политических претензий одного народа к другому практически всегда затрагивают и социокультурные аспекты различий в языке, обычаях, религиозной вере. Именно последнее обстоятельство делает этнические конфликты эмоционально напряженными и потому очень трудными для урегулирования.

С точки зрения психологии напряженность и противоречия между этническими группами не обязательно должны приводить к конфликтному взаимодействию и конфронтации. В мире повсюду присутствуют известные сложности в отношениях между доминантной этнической общностью и этническим меньшинством; но для того, чтобы возник реальный конфликт, должна пройти стадия осознания и эмоционального вызревания конфликта в виде «переживания исторической несправедливости» или в образе «идеи отмщения», что впоследствии даже при незначительном поводе может спровоцировать полномасштабные боевые действия. И тогда, уже на стадии конфликтного взаимодействия, происходит саморазрастание или эскалация конфликта, на почве которого могут возникать затяжные этнические противостояния или многолетние этнополитические войны.

При разрешении уже существующего конфликта используются методы многих наук – социологи исследуют социальную стратификацию общества в связи с этнической принадлежностью населения; политологи обращаются к роли этнических элит для налаживания конструктивного политического диалога; этнопсихологи ищут способы разрешения возникших этнических противоречий с помощью обобщенных психологических теорий, выявляя причины этих противоречий.

Так, в психоаналитических теориях агрессии (З. Фрейд, У. Мак­дуг­гал, К. Лоренц, Н. Миллер и Д. Доллард, Л. Берковиц и др.) есть попытка объяснить или даже оправдать межэтнические конфликты «инстинктом драчливости»; исследовательская группа, разработавшая концепцию авторитарной личности (Т. Адорно, Д. Левинсон, Э. Френ­кель-Брунсвик, Р. Стенфорд), предложила искать корень межэтнической враждебности в индивидуальных особенностях некоторых людей на основании так называемой F-шкалы; теория реального конфликта (М. Шериф) показала, что к враждебным действиям может привести конкурентная взаимозависимость групп при наличии конфликта интересов; теория социальной идентичности (А. Тэшфел) выявила, что для конфликта достаточно осознания принадлежности к одной из враждующих этнических групп и сопутствующих когнитивных и перцептивных процессов. Все теории подтвердили, что враждебность по отношению к другой группе неизбежна, а специальные исследования, проводимые в США, подтвердили предположения, что доминантная группа чаще всего демонстрирует более выраженную тенденцию к социальной конкурентности и только при абсолютном контроле над ситуацией она позволяет меньшинству «наслаждаться позитивной этнической идентичностью» [Стефаненко, 1999, с. 305–312].

Помимо поисков причин конфликтного взаимодействия этнопсихологи пытаются изучать закономерности протекания этнических конфликтов. Среди многих последствий конфликтов как наиболее важные выделяют два обстоятельства: члены одной группы воспринимаются как более похожие друг на друга (чем это есть на самом деле), а члены разных групп воспринимаются как более отличающиеся друг от друга (чем это есть на самом деле). Первое обстоятельство выражается в ощущении собственной анонимности из-за обострения процессов деиндивидуализации в группе и человеку легче проявить враждебность и агрессивность; второе обстоятельство способствует обострению социальных чувств презрения к другой группе из-за несуществующих различий, чаще всего культурного порядка, – и так формируется противостояние.

Кроме того исследователи заметили, что:

· на остроту протекания этнических конфликтов влияет «иллюзорная корреляция» или склонность тесно связывать между собой такие явления, которые на деле ничего общего между собой не имеют;

· с помощью механизма социальной каузальной атрибуции активно ведутся поиски конкретных виновников межэтнической напряженности – отдельных членов чужой группы; во многих случаях популярны концепции «заговора», обеспечивающие простые объяснения любым сложным событиям.

Урегулирование межэтнических конфликтов во многих странах мира – дело специальных служб: в США существует Служба общинных отношений; в нашей стране на рубеже 90-х гг. появились конфликтологические аналитические группы и центры. В их работе применяются три основные стратегии: правовое урегулирование, переговоры, информационный путь. Предполагается также, что психологи должны принимать в этой работе самое деятельное участие. Но какое именно?

До недавнего времени участие психологов сводилось к консультированию властей по поводу адекватности и правильности мер, применяемых при разрешении этнических конфликтов. Позже психологов стали привлекать для повышения социально-психологической компетентности конфликтующих сторон. Эта информационная поддержка мало похожа на профессиональную работу психолога, в ходе которой конфликт должен не просто урегулироваться, но трансформироваться в психологически безопасную форму, а противостояние сторон как форма общения должно обесцениваться. К тому же примеров именно такого разрешения конфликтов пока нет; мало того, многие психологи уверены, что разрешение этнических конфликтов методами психологии – утопия.

Столь пессимистичный вывод не устраняет всеобщих усилий в поисках этнопсихологически адекватных методов борьбы с деструктивными формами межгрупповых отношений. В свое время З. Фрейд работал над идеей переориентации агрессии; К. Лоренц предлагал искать пути для выхода агрессивных импульсов в культурно-ритуализи­ро­ванных формах (спортивные соревнования, научно-технические конкурсы и олимпиады, этнические фестивали и т.п.); обратить внимание на процессы этнически правильной семейной социализации советовал Т. Адорно; М. Шериф видел возможность безконфликтного существования в реализации привлекательных для всех над-групповых целей (например, экологического движения или борьбу за здоровый образ жизни). 

Наиболее перспективной в плане уменьшения «выпуклости» существующих социальных категорий при делении на своих и чужих в настоящее время считается гипотеза контакта. Ее основой служит предположение, что непосредственное общение при определенных условиях разрушает предубеждения людей друг против друга, но это только возможность, а не гарантия снятия межэтнического напряжения. Реальным также признан длинный путь межкультурной адаптации и психологической аккультурации – процессов, способствующих внутреннему изменению в психологии индивидов, которое переориентирует с патологических защитных реакций на успешное приспособление и гармонично-благоприятное восприятие народами друг друга.

Добавить комментарий