Палеолитические святилища «открытого» типа представляют особую группу памятников, история изучения которых насчитывает почти столетие. Однако они находились, и в определенной степени находятся и сейчас на периферии интереса исследователей.
Главная причина этого заключается в неполноте дошедших до нас источников, усугубленной не очень качественными раскопками начала XX века. Основными объектами исследований стали стратиграфия, культурная принадлежность, индустрия, технологические аспекты произведений искусства. Проблемы реконструкции и структуры святилищ, интерпретации значения и смысла изображений остались несколько в стороне, практически сознательно отодвинутые на второй план, если так можно выразится, «до лучших времен».
В то же время отечественных ученых привлекала, прежде всего, именно эта сторона исследований, что в какой-то мере обусловлено реконструктивной традицией российской археологии. Не последнюю роль сыграло и то, что отечественные исследователи смотрели на ситуацию со стороны, перед ними не стояло проблемы обработки разрозненных материалов раскопок. Плодотворности этих исследований мешает оторванность от первоисточников и новой научной литературы. Тем не менее отечественные археологи поставили вопрос о структуре «открытых» святилищ, ее значении и смысле в разряд первостепенных.
В настоящей работе была сделана попытка обобщить материал по структуре «открытых» святилищ и ее эволюции. Подводя итоги, хотелось бы обратить внимание на следующее.
1. Палеолитические святилища «открытого» типа являются одной из первых известных форм организации священных мест и появляются минимум в мустье.
2. Первые святилища должны были представлять собой совокупность определенным образом расположенных и ориентированных объектов без изображений: захоронений, «кладов», сооружений из земли, каменных блоков.
С момента своего возникновения «открытые» святилища оказываются тесно связанными с жильем. Основой, на которой возникали «открытые» святилища, было, вероятно, сознательное структурирование человеком своего места обитания, имевшее целью, с одной стороны, выделить его в окружающем мире, а с другой – обеспечить его включенность в этот мир. Это стремление наблюдается на протяжении всей человеческой истории и хорошо прослеживается в палеолите, где на поселениях нередко встречаются объекты и сооружения, не имеющие какого-либо утилитарного значения (взять хотя бы «погребения» песцов и частей тела других животных в Мальте).
Зарождение святилищ «открытого» типа связано с вычленением из структуры поселения особого пространства, обладающего повышенным иерархическим статусом, которое должно играть ведущую роль во включенности поселения в окружающий мир. В то же время само место жительства может получать очень высокий статус, когда его связь с миром сильно усложняется за счет роста количества и «качества» неутилитарных структурных элементов, что и наблюдается в мустьерском Ля Ферраси.
Оба эти процесса представляются идущими параллельно и немыслимы без изменений в отношении древних людей к миру (и с миром), а также без некоторых подвижек в социальной структуре общества.
В доориньякскую эпоху мы имеем лишь эпизодические свидетельства о наличии различных по качеству поселений и существовании святилищ «открытого» типа. Но их внезапное распространение в ориньяке I говорит в пользу того, что святилище Ля Ферраси не было исключительным и уникальным памятником.
Появление в ориньяке наскальных изображений служит четким маркером, разделяющим обычные поселения (которые, однако, должны были по-прежнему «вписываться» в окружающий мир) и поселения-святилища.
Благодаря изображениям проявилось и различие в связи святилищ с поселением. Если в Лоссель организованное декорированными блоками пространство было относительно небольшим по отношению к общей площади поселения, то, например, в Ля Ферраси, Бланшар, Кастане святилища, похоже, доминировали над жилой зоной, что подтверждается количеством и размерами его структурных элементов. Соответственно, было и некоторое различие в функциональном назначении этих мест. И святилища типа Бланшар-Кастане могут, вероятно, рассматриваться как первые места собраний.
Появление на ориньякских памятниках внутренней зоны позволяет уверенно утверждать, что перед нами именно святилища. Внутренняя зона, как представляется, не была связана с ориентацией места, а служила для фиксации самых первых мифологических текстов.
Пространственное же расположение элементов внешней зоны не имеет целью правильную ориентацию жилища, но ориентацию места как такового, с намерением повысить его статус и сделать магическим инструментом освоения мира и воздействия на него. Жилье играет на «открытых» святилищах не обязательную роль и создается, скорее всего, лишь в связи с необходимостью непрерывности функционирования святилища. Однако наличие жилья оказывало влияние на конструкционные особенности святилища, поскольку само оно «не нуждалось» в каменных кладках, стенах из кожи и плетнях.
На то, что две зоны ориньякских святилищ должны были служить для различных целей, указывают не только отличия в их элементном составе (блоки с изображениями, «клады», очаги – во внешней зоне и исключительно изображения сами по себе – во внутренней), в топографии и выразительных средствах, но и последующее выделение внутренней зоны в особый род святилищ. Если верно, что и пещерные и «открытые» святилища являются своеобразными моделями мира, то вторые были моделями «действующими», непосредственно связанными с окружающим миром.
3. Таким образом, начиная с ориньяка можно совершенно точно говорить о существовании святилищ, правда еще (или уже?) синкретичных, благодаря наличию внутренней зоны. Однако различие и даже противопоставление этих зон вполне ощутимо для того, чтобы рассматривать их фактически как отдельные святилища.
По-видимому, принцип построения символической структуры святилищ, наблюдаемый в ориньяке, практически не менялся, хотя его конкретные воплощения крайне вариативны. Следует, однако, учитывать то обстоятельство, что дошедшие до нас святилища разделяют порой многие тысячелетия или, в лучшем случае, столетия. Этот факт объясняет то обстоятельство, что мы не видим святилищ-близнецов. Но совершенно определенные структурные соответствия наблюдаются у памятников, принадлежащих различным эпохам, как, например, у мустьерского Ля Ферраси и протомадленского Пато, у этого последнего и граветтского Лоссель, у ориньякских Бланшар и Кастане и мадленского Реверди, а Шер-а-Кальвен, вероятно, является репликой западной части Англь-сюр-Англен.
О неизменности структуры свидетельствует в какой-то мере и постоянство элементного состава святилищ. Святилища последующих эпох являются сочетанием различных элементов, наличествовавших уже на ориньякских памятниках. Единственное заметное изменение связано с появлением скульптурных наскальных фризов.
4. О порядке расположения элементов святилищ пока трудно сказать что-либо определенное, но, похоже, он не был геометрически правильным и подчинялся другим закономерностям, которые диктовались взаимосвязью элементов и их ориентированностью в пространстве. Это недвусмысленно демонстрирует пример Рок-де-Сер и сохранение расположения изображений при переносе композиции на плоскость в «Колодце» пещеры Ляско, доказывающее первостепенную важность этого самого расположения. Именно место определяет характер образов, наносимых на блок, а композиция зависит от ориентированности и взаиморасположения элементов. Изображения и их композиции лишь олицетворяют и через это мифологизируют объективные закономерности, обусловившие порядок элементов.
Изображения всех видов первоначально не играют особой, самостоятельной роли в структуре святилища, а служат лишь «поясняющим» дополнением к месту, занимаемому каменным блоком. Об этом говорит нефигуративность, знаковость первых изображений, а также появление в протомадлене святилищ с минимумом изобразительных элементов и расцвет нефигуративных форм на мадленских «панорамных» святилищах.
В то же время видимые изменения в структуре святилищ и вся эволюция этой структуры на протяжении рассматриваемого периода представляются связанными с нарастающей мифологизацией мира, как раз и отразившейся в росте значения изображений, вплоть до обретения ими статуса особого элемента в структуре «панорамных» святилищ. Но на примере Кап-Блан видно, что сочетание фигур в скульптурных фризах не является ни произвольным, ни отвлеченным и передает некие пространственные взаимосвязи, причем в их развитии.
До мадлена III сложные плоскостные композиции реалистических изображений были присущи только внутренним зонам ориньякских святилищ и ведущим от них происхождение пещерным святилищам. Появление фризов в структуре святилищ «открытого» типа свидетельствует о далеко зашедшем процессе мифологизации и попытке перенести закономерности, присущие только мифологизированной модели, в реальный мир. Оторвав изображения от своего места в структуре «открытого» святилища, древний человек продемонстрировал свою веру в силу сотворенного им мира. Связь между изображениями заменяла реальные пространственные связи между элементами.
В какой-то степени можно говорить, что мифологизированный мир вошел в противоречие с магическим миром, в то же время дополняя его. «Открытые» святилища, служившие прежде всего магическими местами и конструировавшиеся в соответствии с реальными закономерностями окружающего мира, теперь включали в свою структуру элемент, где эти закономерности содержались в «снятом» виде.
5. К сожалению, основа структуры святилищ, характер их ориентированности в пространстве пока остаются слабо понятыми, поскольку неизвестно точное положение элементов святилищ, их количество и точки отсчета.
Но определенные закономерности прослеживаются. Связи между элементами часто идут в южном и юго-восточном направлении, в то же время элементы, связанные с женским началом (изображения женщин, женские захоронения), тяготеют к западной стороне или оси восток-запад. Это не является безусловным правилом, но тенденция прослеживается отчетливо. Ситуация могла бы проясниться при тщательной топографии навесов и планиграфии святилищ, однако в настоящее время это затруднено из-за состояния памятников.
Принципиальную возможность реконструировать назначение святилищ и понять в общих чертах семантическую нагрузку изображений продемонстрировал В.Е. Ларичев на примере расположенного в Хакасии древнего святилища «Белая лошадь»406. Это один из немногих палеолитических памятников такого рода на территории России (рис. 170). Работе на этом памятнике благоприятствовала его незатронутость раскопками, поскольку копать там практически нечего, а само изображение выполнено непосредственно на скальной стене и не перекрывалось
отложениями. К сожалению, никаких иных искусственных сооружений, могущих относится к палеолиту, возле изображения выявлено не было (если не считать обработанных камней, найденных у подножия горы407).
В ходе многолетней работы В.Е. Ларичевым было установлено, что площадка для создания святилища «Белая лошадь» выбрана устроителями с учетом необходимости фиксации астрономических событий. От изображения лошади открывается хорошая панорама горизонта. Близость естественного горизонта к математическому, его отдаленность, как и наличие четких естественных визиров (в виде пересекающих или подходящих к горизонту вершин холмов, так называемых Сундуков) позволяли с большой точностью фиксировать узловые моменты небесной механики. Это поставило вопрос о методике поиска древних изображений, которая должна учитывать возможный астрономический аспект их размещения408.
Поскольку, исходя из указанных выше критериев, наиболее благоприятной для наблюдений оказалась юго-восточная часть открывающегося от изображения лошади горизонта, В.Е. Ларичевым было выяснено, что Первый и Третий Сундуки фиксировали восходы летней низкой и высокой Луны (рис. 171) соответственно409. Второй Сундук обозначал точку восхода в дни зимнего солнцестояния410.
Соотнесение календарно-астрономических точек с визирами дает возможность достаточно четкой фиксации времени создания святилища (в данном случае около 18 тыс. лет назад411).
Работа, проведенная В.Е. Ларичевым на этом святилище, имеет принципиальное методологическое значение. Ученый показал, что святилище является открытой системой, встроенной в окружающий мир. Семантика изображений зависит от роли, которую выполняет святилище.
В случае святилища на Черной горе его ориентация на зимнее солнцестояние указывает, что фигура лошади могла олицетворять собой созвездие Льва, в котором происходило это астрономическое событие 16–18 тыс. лет назад412. Причем трактовка эта тем более убедительна, что схематическое изображение созвездия действительно больше напоминает лошадь, чем льва. Кроме того, это могло быть и изображением самого солнца.
«Белая лошадь» поставила и проблему предназначения такого рода святилищ. Площадка возле изображения лошади на Черной горе не могла служить жилищем. Наиболее подходящим обозначением для такого места, учитывая все вышеизложенное, будет употребляемый В.Е. Ларичевым термин «астропункт», т.е. место, предназначенное исключительно для наблюдения и, возможно, являющееся лишь частью целого комплекса подобных. Не исключено, что малофигурные святилища Франции имели сходное предназначение, в отличие от мест собраний.
6. Хотя выше говорилось об относительной неизменности структуры «открытых» святилищ, нельзя исключать вероятность того, что в действительности она претерпела весьма существенные метаморфозы, и в рамках общего пространственного сочетания элементов наличествуют два различных принципа организации пространства.
Первый можно условно назвать «радиальным», он характеризуется концентрацией элементов вокруг некоторого центра. Примером такого святилища служит Лоссель, где роль центра мог выполнять окрашенный скальный выступ. Быть может, в Бланшар такую роль играл огромный округлый блок 7.
Второй принцип – линейный. Святилища, построенные по нему, характеризуются отсутствием выраженного центра и элементы в нем связаны группами, которые дополняют друг друга в структуре святилища. При этом прослеживается явственное выстраивание элементов в линию (крайним случаем которой служат фризы). Рок-де-Сер, Кап-Блан и Англь-сюр-Англен могут служить примерами таких святилищ.
Наличие в структуре святилища центра предполагает схождение в нем всех основных линий связи между элементами и, наоборот, все линии берут в нем начало. В этом плане структура радиальных святилищ до некоторой степени статична, поскольку все гипотетические перемещения элементов так или иначе происходят по отношению к этому неподвижному центру, и восприятие структуры возможно только из него. Пожалуй, одним из самых своеобразных святилищ такого рода является протомадленское Пато, где роль центра играло, возможно, свободное пространство посреди площадки, а все элементы располагались по периферии, причем изменения, произошедшие в элементном составе, не отразились на характере их размещения по краям святилища.
Таким образом, радиальное святилище предстает единым целым, сцементированным наличием неподвижного центра. Одной из основных целей создания радиального святилища следует считать структурирование мира, демонстрацию многообразия его взаимосвязей, с дальнейшим их магическим использованием.
В структуре линейных святилищ, напротив, прослеживается деление на части (восточная и западная части в Рок-де-Сер, две части фриза Кап-Блан, верхнее и нижнее укрытия в Англь-сюр-Англен). При этом элементы из различных частей очевидно не имеют между собой пространственных связей, а только смысловые (как персонажи фриза Кап-Блан), но обнаруживают первые внутри части. Получается, что структуре линейных святилищ изначально присущ определенный динамизм.
Линейная форма организации пространства связана с сюжетностью и повествовательностью изобразительного комплекса и присуща, главным образом, панорамным святилищам. Эта форма делается возможной именно в связи со становлением мифологии и созданием мифологической картины мира. Если радиальное святилище только структурирует мир, то линейное – демонстрирует динамику этой структуры.
Радиальное святилище предшествует линейному, поскольку последние, похоже, появляются не раньше солютре, тогда как первые совершенно определенно наличествуют уже в граветте, но, видимо, и ориньякские святилища принадлежали к этому роду.
Не исключено, что радиальные и линейные святилища также связаны с различным восприятием пространства их создателями. Только различие порождено удвоением мира после оформления параллельного магическому мифического мира413. Впрочем, «динамизм» его оказывается мнимым и косность скульптурных фризов, куда вошли все мифологически отмеченные элементы святилища, лишний раз доказывает это. Движение этого первого мифического мира было жестко задано и невариативно. Образно говоря, человек постарался накинуть узду на многообразие движения и связей мира магического. И, думается, первоначально потерпел поражение, выразившееся в отказе от монументальных «панорамных» святилищ.
Следует, однако, заметить, что деление на «радиальные» и «линейные» святилища, хотя и хорошо согласуется с построениями, предложенными в главе III, остается еще в значительной степени гипотетическим, поскольку существование «радиального» способа организации пространства пока не находит достаточного количества подтверждений, особенно в ориньяке, где он должен быть господствующим, если не единственным.
7. Рассмотрение структуры святилищ «открытого» типа показывает, что можно серьезно вести разговор о палеолитической мифологии, образы которой зарождались на «открытых» святилищах. Само развитие святилищ и изменения в их структуре связаны со становлением этой формы общественного сознания. В изобразительных комплексах «открытых» святилищ проявился весь сложный процесс от зарождения первых, пользуясь выражением В.Н. Топорова, «мифопоэтических символов» до создания композиционно сложных и продуманных «записей» мифов.
Появление тиражируемых многофигурных композиций, повествовательность и сложность скульптурных фризов показывает, что отнюдь не только простая присоединительная связь была высшим достижением древних в этой области, как утверждает В.Н. Топоров. Исключения, о которых он пишет, красноречиво свидетельствуют об обратном. Относить создание мифологии к более позднему времени, чем палеолит, является, скорее, перестраховкой. В настоящей работе мы старались показать, сколь сильное влияние оказывали перемены в изобразительных комплексах на структуру святилищ – такое вряд ли по силам «мифопоэтическим символам».
Пример Рок-де-Сер и Ляско показывает, что древние не только зафиксировали структуру расположения созвездий, но был, очевидно, создан ее устный, мифологический вариант, обеспечивший преемственность не только структуры, но и символов. В течение тысячелетий неизбежна была трансформация некоторых из них: овцебыка заменили бык и бизон; синкретичный образ с блока «G» распался на два, фигурирующих в разных вариантах: птица в Ляско и рыба в Сен-Сирке (рис. 156). Представляется, что знак помещенный между фигурами человека и быка, является изображением рыбьего хвоста.
Рок-де-Сер дает основания полагать, что палеолитические тексты были достаточно сложными. В главе II указывалось на иконографическое сходство в изображении головы антропоморфного существа в левой части блока «F» и некоторых животных, особенно горного козла с блока «R», что наводит на мысль о тождестве этих образов, о том, что это одно и то же существо, прошедшее определенную метаморфозу. Показательно, что антропоморфное существо, являясь крайним изображением восточной половины святилища, было направлено в сторону западной части, совершенно отличной по своему бестиарию и в которой располагался блок «R».
Дальнейший прогресс в изучении «открытых» святилищ возможен только при условии углубления системности исследований. Здесь представляются перспективными следующие направления. Во-первых, сравнительное изучение структур пещерных храмов и «открытых» святилищ. Вторые послужили источником для первых, а те в свою очередь почти «дословно», как показывает пример Ляско, воспроизвели «текст» источника на своих стенах. Сохранность пещерных композиций несравненно лучше, и они могут помочь в реконструкции структуры святилищ на открытом воздухе. С другой стороны, подобный анализ будет способствовать раскрытию семантики изображений на обоих типах памятников.
Во-вторых, необходимо полнее учитывать совокупность объектов, обнаруженных на территории святилищ, особенно произведения «мобильного» искусства. В данной работе они были оставлены в стороне, поскольку не имеют прямого отношения к структуре святилищ. Но они связаны, очевидно, с особенностями функционирования святилищ и их изобразительными компонентами. Хотя на первый взгляд они не обнаруживают каких-либо особенных черт, их комплексный анализ совместно с наскальными изображениями может помочь прояснить смысл и значение тех и других. Примечательным является то обстоятельство, что, как правило, число объектов искусства малых форм на территории святилищ невелико, что заставляет задуматься о роли некоторых видов «мобильного» искусства вообще. Не исключено, что существует функциональное соответствие между наскальными фризами (как пещерными, так и на открытом месте) и изображениями на кости, во множестве найденных, например, в Ля Ваш и Моран, отличающихся сходным с наскальным способом компоновки фигур и составляющих целые «библиотеки».
В-третьих, структуру «открытых» святилищ необходимо сопоставить со структурами долговременных поселений. При этом широта географического охвата должна быть максимальной. Если верно, что «открытые» святилища имели одним из своих корней ориентацию поселения, то в их структурах должна оставаться определенная схожесть. В свою очередь объективный характер этой ориентации позволяет надеяться на схожесть структур святилищ и поселений из различных регионов, разделенных тысячами километров. Кажущееся отсутствие «открытых» святилищ на территории вне франко-кантабрийского района может свидетельствовать об использовании там других выразительных средств. Это не обязательно, как иногда утверждается, изображения на недолговечных материалах. Монументальные изображения могли вообще не использоваться, поскольку, по большому счету, они не обязательны на святилище. В то же время устойчивая связь «открытых» святилищ с поселениями, возможно, мешает их вычленению из общей массы памятников.
Как бы то ни было, сравнительное изучение структур святилищ и поселений поможет глубже понять принципы их построения и выделение на них функциональных областей.
В-четвертых, дальнейшего развития требует и изучение композиций изображений, особенно на ориньякских блоках с вульвами и купулами. Изучение сочетаний знаков – это один из путей к пониманию изобразительного языка палеолита. Дело в какой-то степени облегчается наличием мадленских пещерных версий использования «вульв» (Бедейяк, Комарк; рис. 113) и нельзя исключать возможность соответствий, подобных Рок-де-Сер и Ляско.
Изучение «открытых» святилищ ставит пока больше проблем, чем дает конкретных ответов, но даже сейчас видно, что в раскрытии семантики палеолитического искусства нельзя обойтись без святилищ «открытого» типа, где изображение еще не утратило связь со своим означаемым и вписано в структуру, отражающую реальные мировые связи.
Святилище как один из типов социального пространства сохраняет основные принципы своего устройства на протяжении всей человеческой истории. Идет ли речь о шаманском чуме, мегалитических сооружениях, египетских храмах или православных церквях – везде мы сталкиваемся с одним и тем же феноменом, а именно с желанием правильно ориентировать обустраиваемое место в окружающем мире. При этом в большинстве случаев мы имеем дело не просто со священным местом, обладающим особым статусом, но с инструментом наблюдения за миром, обладающим прогностическими возможностями, основанными на таком расположении элементов, которое позволяет точно фиксировать движение небесных тел и их положение в значимые для человека моменты. Палеолитические «открытые» святилища несомненно стоят в начале того процесса, который привел к созданию Стоунженжда и пирамид. Поэтому было бы перспективным рассмотреть структуру этих первых святилищ в общем контексте священных мест, совмещающих в себе функции места поклонения и прогностической лаборатории. Поскольку все они основаны на единых принципах, их структуры должны иметь принципиальное сходство.
Несмотря на свою длительную историю, идея об отражении в структуре и символике святилищ небесных процессов еще не нашла широкой поддержки среди исследователей, хотя можно констатировать постепенное «потепление» к ней, по крайней мере в признании принципиальной возможности такого явления. Как молчаливые, но красноречивые свидетели взирают на нас созвездия Ориона, Тельца, Единорога и Голубя, чье положение на небе удивительным образом совпадает с композицией в «Колодце» Ляско, а значит, и Рок-де-Сер. Конечно, можно заявить о простом совпадении, но, с другой стороны – это яркий пример живучести символов.